Mr.Metis
30.04.2007, 21:13
Что такое красота с точки зрения современной науки о мозге и зрительных процессах?
Почему одно нам видится красивым, а другое нет?
Существуют ли универсальные признаки прекрасного?
Как человеческое зрение воспринимает красоту?
В английском языке есть выражение «Beauty is in the eye of the beholder». Буквально — «красоту порождает глаз смотрящего». То есть красота не присуща самому предмету, а зависит от наблюдателя? Это утверждение сколь очевидно, столь и парадоксально. Особенно учитывая, что «действительно красивое» (в нашем понимании) кажется таковым всем (или, по крайней мере, безнадежно подавляющему большинству). И если считать, что это лишь «порождение восприятия», не имеющая особого отношения к действительности (хотя, что есть действительность)? Шопенгауэр считал, что «мир, каким он предстает перед нами с видимой стороны, есть субъективный мир нашего собственного воображения; мы не можем знать ни земли, ни солнца: нам даны лишь глаз, видящий солнце, да рука, осязающая землю», то становится невероятно интересна природа этого всеобщего представления (субъективного и принимаемого за действительность одновременно).
Так что такое красота? И что мы имеем в виду, называя предмет «прекрасным»? Каковы особенности «глаза смотрящего», благодаря которым человек одно считает (видит!) красивым, а другое нет? В каких аспектах люди воспринимают красоту одинаково (иными словами, существуют ли универсальные признаки красивого и в чем они состоят), а в чем вкусы обитателей разных концов света (представителей разных культур) расходятся и почему? И, почему красота вызывает у нас такое удовольствие (при этом речь идет о чистом удовольствии от созерцания, о платоновском «бескорыстном наслаждении», не связанном, например, с желанием обладать — в том или ином смысле — наблюдаемым прекрасным объектом)?
Речь идет о фундаментальных особенностях физиологических механизмов нашего восприятия. Принципы, лежащие в основе таких естественных механизмов, лучше всего изучены применительно к зрению.
Значительный вклад в изучение вопроса внесла гештальт-психология. Она выявила ряд закономерностей, демонстрирующих ясно выраженную «тенденциозность» нашего восприятия. Прежде всего, установлено, что восприятие — это активный процесс отыскания порядка, сортировки и истолкования. В воспринимаемом мы ищем упорядоченности и получаем от нее (упорядоченности) удовольствие. Это, по-видимому, общий принцип, вытекающий отчасти из ограниченной способности нашего мозга к переработке информации. Пропускная способность нашей памяти — около 16 бит/сек. Если информация поступает с меньшей скоростью, то мы испытываем скуку, если с большей — то перегрузку.
Для облегчения обработки информации сознанию необходимо уметь выявлять закономерности. Наше восприятие устремлено к правильности (под «правильностью» подразумевается принадлежность к определенной категории, стереотипу; вообще восприятие наше в своей основе типологично) и симметрии, восприятие активно создает контрасты, что облегчает классифицирование, упрощая отнесение к тому или иному. «Человек ищет упорядоченность в окружающем мире, так как она помогает ему лучше воспринимать окружающее и запоминать воспринятое. Поэтому открытие таких закономерностей доставляет удовлетворение. Упорядоченность, в отличие от хаоса, воспринимается как нечто красивое» (из статьи «Биологические основы эстетики» И. Эйбл-Эйбесфельдта).
Интересен в этом отношении эксперимент Ховарда Даухера. Даухер совместил фотографии двадцати женских лиц, и в результате получился образ, где все сугубо индивидуальное «потонуло», а типовое, характерное — сохранилось. Люди находили комбинированное лицо «красивым». Это говорит о возможном существовании каких-то внутренних эталонов (сформированных в процессе «статистического обучения»), с которыми сопоставляется все воспринимаемое. Эксперимент Даухера показывает, что из многочисленных мимолетных впечатлений, накопляемых и объединяемых в памяти, рождаются схемы и стереотипы.
Более подробно и научно (и труднопонимаемо) описывает этот механизм в своей статье «Физиологические рамки зрительного эстетического отклика» нейрофизиолог Гюнтер Баумгартнер. Из статьи: «В высших перерабатывающих областях мозга обнаружены зрительные нейроны, особо чувствительные к стимулам, сходным с человеческим лицом или какими-то его частями. Ответы этих нейронов не зависят ни от расположения «лицевого раздражителя», ни от его размеров, ориентации или цвета. Выходит, будто бы, что нейроны этого класса не в состоянии выделить определенное лицо в определенном пространственном положении. Но задача эта очень важна. Поэтому приходиться предположить, что различные особенности того или иного лица кодируются и перерабатываются различными, пространственно разобщенными нейронными ансамблями. Их деятельность создает сложную и широко разветвленную картину возбуждения, в которой «лицевые нейроны», если что и добавляют, то разве только ярлык — «лицо». Иными словами, застывшего и неизменного представления видимых объектов зрительная система, вероятно не создает. Более правдоподобно то, что видимое окружение бывает представлено в мозгу динамичной картиной активности множества разбросанных по мозгу нейронов. Важно также заметить, что эти нейроны находятся не только в мозговой коре: в работу вовлекаются и клетки более глубоких отделов мозга.
Сказанное приводит нас к предположению, что среди внешних стимулов есть предпочитаемые — те, чьи свойства наиболее «удобны» для обработки внутренними механизмами зрительной системы. Быть может, именно такие стимулы образуют в совокупности то, что получает положительную эстетическую оценку. В связи с этой мыслью вспоминается утверждение Канта: «мы находим форму прекрасной, если она облегчает восприятие». Возможно, что таким образом зрительная система просто поощряет простое решение задачи.
С другой стороны (и это является одной из интересных особенностей нашего восприятия), если упорядоченность слишком очевидна, объект не кажется наблюдателю красивым (но скучным!), так же как и в том случае, когда в его структуре вообще не удается обнаружить никакой регулярности. Таким образом, для эстетической привлекательности нужно, чтобы объект обладал некоторой промежуточной упорядоченностью — не слишком простой, но все же доступной для восприятия.
(Интересно, что именно таким образом Фридрих Зандер объясняет привлекательность архитектуры стиля барокко: «архитектура барокко внушает беспокойство, благоговейный трепет и даже смятение; она передает чувство движения. Для этого есть свои стилистические средства. (…) Небольшие отклонения от идеальных форм порождают какую-то напряженность и беспокойство. Такими способами архитектура барокко преодолевает совершенство форм Возрождения: она творит формы, как бы чуть-чуть не достигающие идеала и тем самым побуждающие зрителя заняться их невольным «исправлением»).
Впрочем, если такое истолкование зрительной оценки прекрасного верно, то почему тогда эстетические установки могут быть разными в различных культурах и просто у разных людей? Потому, видимо, что мозг пластичен. Известно, например, что нейронные сети мозговой коры не определяются всецело наследственностью. Чтобы они окончательно сложились, нужен опыт видения (смотрения), приобретаемый в раннем периоде жизни. Пластичность, то есть обучаемость, является одной из важнейших особенностей центральной нервной системы. Кроме того, в мозгу есть места, где способность к обучению, видимо, сохраняется особенно долго. Это зоны, куда сходятся пути от разных органов чувств. Эти мозговые области и ответственны за приобретение новых знаний. Именно способность этих нейронных структур к обучению и лежит, по всей видимости, в основе межличностных, внутрикультурных и межкультурных различий в эстетических суждениях. И, например, эстетический консерватизм пожилых людей можно было бы объяснить физиологически предопределенным возрастным снижением обучаемости.
Таким образом, помимо оптимальной для восприятия «информационной насыщенности» рассматриваемого объекта, важно и то, при каких (культурных, социальных и т.д.) обстоятельствах формировалась в полной мере способность человека смотреть и воспринимать. То есть эстетические предпочтения, формируются также и тенденциями культуроспецифическими. Они усваиваются в раннем детстве, а затем используются всеми носителями данной культуры для возбуждения определенных эмоций. То есть красота универсальна лишь в определенной степени. Зрительная система человека от рождения «наивна» (по определению И. А. Шевелева) и основополагающие врожденные биологические основы эстетики со временем дополняются воспитанными, благоприобретенными. (Например, в случае с экспериментом Даухера, под «статистическим обучением» подразумевается накопление образов из той среды, в которой растет человек.) Почему, например, «белый» человек может отличить привлекательного чернокожего от непривлекательного, но «красивыми» все равно считает представителей своей расы?
Предполагая, что способность воспринимать красоту подвержена физиологическим ограничениям, мы сталкиваемся еще и с проблемой биологической роли этой способности. В связи с этим можно думать, что «прекрасное» выполняет функцию биологического вознаграждения. В самом деле, мы всегда отдаем предпочтение вознаграждающим раздражителям. Прекрасное в состоянии вознаградить сразу и ум, и чувство — эти два аспекта психики тесно сцеплены. Из ранее упомянутой статьи Гюнтера Баумгартнера: «Эмоциональное состояние человека, по-видимому, сильно зависит от активности корковых областей, образующих, так называемую лимбическую систему. Эта часть мозга лежит ниже неокортекса и окружает мозговой ствол; в филогенетическом отношении это примитивное корковое образование. Между частями лимбической и зрительной систем существуют связи; поэтому вполне возможно, что лимбические структуры влияют и на эстетические суждения».
(Кстати, сразу в нескольких источниках были опубликованы результаты интересного эксперимента. Привожу текст одного из этих источников «Женская красота воздействует на мозг мужчины, как наркотик, — к такому выводу пришли ученые Гарвардской медицинской школы и главной больницы штата Массачусетс после совместно проведенных исследований. Компьютерная томография показала, что в коре головного мозга мужчины, увидевшего красотку, возникают такие же химические реакции, как и в мозгу наркомана после очередной дозы».)
Таким образом, науке о мозге (и высшей нервной деятельности) очень многое уже известно о процессах восприятия прекрасного. Многое, но не все. Перед учеными по-прежнему стоит целый ряд вопросов, на которые не найдены ответы, некоторые аспекты проблемы остаются необъяснимым с точки зрения естественной науки. Красота продолжает «ускользать» от своих исследователей. Закончить изложение темы позволю себе цитатой из статьи П. В. Симонова, в которой видный российский ученый, много лет руководивший Институтом высшей нервной деятельности пишет философски (и даже с долей романтизма): «Красота есть нарушение нормы, отклонение от нее, сюрприз, открытие, радостная неожиданность. Вот почему красота является такой функцией разновидности неосознаваемого психического, которую мы вслед за великим режиссером и теоретиком искусства К. С. Станиславским назвали сверсознанием. Ощущение красоты возникает каждый раз, когда полученное превышает неосознанно прогнозируемую норму».
Почему одно нам видится красивым, а другое нет?
Существуют ли универсальные признаки прекрасного?
Как человеческое зрение воспринимает красоту?
В английском языке есть выражение «Beauty is in the eye of the beholder». Буквально — «красоту порождает глаз смотрящего». То есть красота не присуща самому предмету, а зависит от наблюдателя? Это утверждение сколь очевидно, столь и парадоксально. Особенно учитывая, что «действительно красивое» (в нашем понимании) кажется таковым всем (или, по крайней мере, безнадежно подавляющему большинству). И если считать, что это лишь «порождение восприятия», не имеющая особого отношения к действительности (хотя, что есть действительность)? Шопенгауэр считал, что «мир, каким он предстает перед нами с видимой стороны, есть субъективный мир нашего собственного воображения; мы не можем знать ни земли, ни солнца: нам даны лишь глаз, видящий солнце, да рука, осязающая землю», то становится невероятно интересна природа этого всеобщего представления (субъективного и принимаемого за действительность одновременно).
Так что такое красота? И что мы имеем в виду, называя предмет «прекрасным»? Каковы особенности «глаза смотрящего», благодаря которым человек одно считает (видит!) красивым, а другое нет? В каких аспектах люди воспринимают красоту одинаково (иными словами, существуют ли универсальные признаки красивого и в чем они состоят), а в чем вкусы обитателей разных концов света (представителей разных культур) расходятся и почему? И, почему красота вызывает у нас такое удовольствие (при этом речь идет о чистом удовольствии от созерцания, о платоновском «бескорыстном наслаждении», не связанном, например, с желанием обладать — в том или ином смысле — наблюдаемым прекрасным объектом)?
Речь идет о фундаментальных особенностях физиологических механизмов нашего восприятия. Принципы, лежащие в основе таких естественных механизмов, лучше всего изучены применительно к зрению.
Значительный вклад в изучение вопроса внесла гештальт-психология. Она выявила ряд закономерностей, демонстрирующих ясно выраженную «тенденциозность» нашего восприятия. Прежде всего, установлено, что восприятие — это активный процесс отыскания порядка, сортировки и истолкования. В воспринимаемом мы ищем упорядоченности и получаем от нее (упорядоченности) удовольствие. Это, по-видимому, общий принцип, вытекающий отчасти из ограниченной способности нашего мозга к переработке информации. Пропускная способность нашей памяти — около 16 бит/сек. Если информация поступает с меньшей скоростью, то мы испытываем скуку, если с большей — то перегрузку.
Для облегчения обработки информации сознанию необходимо уметь выявлять закономерности. Наше восприятие устремлено к правильности (под «правильностью» подразумевается принадлежность к определенной категории, стереотипу; вообще восприятие наше в своей основе типологично) и симметрии, восприятие активно создает контрасты, что облегчает классифицирование, упрощая отнесение к тому или иному. «Человек ищет упорядоченность в окружающем мире, так как она помогает ему лучше воспринимать окружающее и запоминать воспринятое. Поэтому открытие таких закономерностей доставляет удовлетворение. Упорядоченность, в отличие от хаоса, воспринимается как нечто красивое» (из статьи «Биологические основы эстетики» И. Эйбл-Эйбесфельдта).
Интересен в этом отношении эксперимент Ховарда Даухера. Даухер совместил фотографии двадцати женских лиц, и в результате получился образ, где все сугубо индивидуальное «потонуло», а типовое, характерное — сохранилось. Люди находили комбинированное лицо «красивым». Это говорит о возможном существовании каких-то внутренних эталонов (сформированных в процессе «статистического обучения»), с которыми сопоставляется все воспринимаемое. Эксперимент Даухера показывает, что из многочисленных мимолетных впечатлений, накопляемых и объединяемых в памяти, рождаются схемы и стереотипы.
Более подробно и научно (и труднопонимаемо) описывает этот механизм в своей статье «Физиологические рамки зрительного эстетического отклика» нейрофизиолог Гюнтер Баумгартнер. Из статьи: «В высших перерабатывающих областях мозга обнаружены зрительные нейроны, особо чувствительные к стимулам, сходным с человеческим лицом или какими-то его частями. Ответы этих нейронов не зависят ни от расположения «лицевого раздражителя», ни от его размеров, ориентации или цвета. Выходит, будто бы, что нейроны этого класса не в состоянии выделить определенное лицо в определенном пространственном положении. Но задача эта очень важна. Поэтому приходиться предположить, что различные особенности того или иного лица кодируются и перерабатываются различными, пространственно разобщенными нейронными ансамблями. Их деятельность создает сложную и широко разветвленную картину возбуждения, в которой «лицевые нейроны», если что и добавляют, то разве только ярлык — «лицо». Иными словами, застывшего и неизменного представления видимых объектов зрительная система, вероятно не создает. Более правдоподобно то, что видимое окружение бывает представлено в мозгу динамичной картиной активности множества разбросанных по мозгу нейронов. Важно также заметить, что эти нейроны находятся не только в мозговой коре: в работу вовлекаются и клетки более глубоких отделов мозга.
Сказанное приводит нас к предположению, что среди внешних стимулов есть предпочитаемые — те, чьи свойства наиболее «удобны» для обработки внутренними механизмами зрительной системы. Быть может, именно такие стимулы образуют в совокупности то, что получает положительную эстетическую оценку. В связи с этой мыслью вспоминается утверждение Канта: «мы находим форму прекрасной, если она облегчает восприятие». Возможно, что таким образом зрительная система просто поощряет простое решение задачи.
С другой стороны (и это является одной из интересных особенностей нашего восприятия), если упорядоченность слишком очевидна, объект не кажется наблюдателю красивым (но скучным!), так же как и в том случае, когда в его структуре вообще не удается обнаружить никакой регулярности. Таким образом, для эстетической привлекательности нужно, чтобы объект обладал некоторой промежуточной упорядоченностью — не слишком простой, но все же доступной для восприятия.
(Интересно, что именно таким образом Фридрих Зандер объясняет привлекательность архитектуры стиля барокко: «архитектура барокко внушает беспокойство, благоговейный трепет и даже смятение; она передает чувство движения. Для этого есть свои стилистические средства. (…) Небольшие отклонения от идеальных форм порождают какую-то напряженность и беспокойство. Такими способами архитектура барокко преодолевает совершенство форм Возрождения: она творит формы, как бы чуть-чуть не достигающие идеала и тем самым побуждающие зрителя заняться их невольным «исправлением»).
Впрочем, если такое истолкование зрительной оценки прекрасного верно, то почему тогда эстетические установки могут быть разными в различных культурах и просто у разных людей? Потому, видимо, что мозг пластичен. Известно, например, что нейронные сети мозговой коры не определяются всецело наследственностью. Чтобы они окончательно сложились, нужен опыт видения (смотрения), приобретаемый в раннем периоде жизни. Пластичность, то есть обучаемость, является одной из важнейших особенностей центральной нервной системы. Кроме того, в мозгу есть места, где способность к обучению, видимо, сохраняется особенно долго. Это зоны, куда сходятся пути от разных органов чувств. Эти мозговые области и ответственны за приобретение новых знаний. Именно способность этих нейронных структур к обучению и лежит, по всей видимости, в основе межличностных, внутрикультурных и межкультурных различий в эстетических суждениях. И, например, эстетический консерватизм пожилых людей можно было бы объяснить физиологически предопределенным возрастным снижением обучаемости.
Таким образом, помимо оптимальной для восприятия «информационной насыщенности» рассматриваемого объекта, важно и то, при каких (культурных, социальных и т.д.) обстоятельствах формировалась в полной мере способность человека смотреть и воспринимать. То есть эстетические предпочтения, формируются также и тенденциями культуроспецифическими. Они усваиваются в раннем детстве, а затем используются всеми носителями данной культуры для возбуждения определенных эмоций. То есть красота универсальна лишь в определенной степени. Зрительная система человека от рождения «наивна» (по определению И. А. Шевелева) и основополагающие врожденные биологические основы эстетики со временем дополняются воспитанными, благоприобретенными. (Например, в случае с экспериментом Даухера, под «статистическим обучением» подразумевается накопление образов из той среды, в которой растет человек.) Почему, например, «белый» человек может отличить привлекательного чернокожего от непривлекательного, но «красивыми» все равно считает представителей своей расы?
Предполагая, что способность воспринимать красоту подвержена физиологическим ограничениям, мы сталкиваемся еще и с проблемой биологической роли этой способности. В связи с этим можно думать, что «прекрасное» выполняет функцию биологического вознаграждения. В самом деле, мы всегда отдаем предпочтение вознаграждающим раздражителям. Прекрасное в состоянии вознаградить сразу и ум, и чувство — эти два аспекта психики тесно сцеплены. Из ранее упомянутой статьи Гюнтера Баумгартнера: «Эмоциональное состояние человека, по-видимому, сильно зависит от активности корковых областей, образующих, так называемую лимбическую систему. Эта часть мозга лежит ниже неокортекса и окружает мозговой ствол; в филогенетическом отношении это примитивное корковое образование. Между частями лимбической и зрительной систем существуют связи; поэтому вполне возможно, что лимбические структуры влияют и на эстетические суждения».
(Кстати, сразу в нескольких источниках были опубликованы результаты интересного эксперимента. Привожу текст одного из этих источников «Женская красота воздействует на мозг мужчины, как наркотик, — к такому выводу пришли ученые Гарвардской медицинской школы и главной больницы штата Массачусетс после совместно проведенных исследований. Компьютерная томография показала, что в коре головного мозга мужчины, увидевшего красотку, возникают такие же химические реакции, как и в мозгу наркомана после очередной дозы».)
Таким образом, науке о мозге (и высшей нервной деятельности) очень многое уже известно о процессах восприятия прекрасного. Многое, но не все. Перед учеными по-прежнему стоит целый ряд вопросов, на которые не найдены ответы, некоторые аспекты проблемы остаются необъяснимым с точки зрения естественной науки. Красота продолжает «ускользать» от своих исследователей. Закончить изложение темы позволю себе цитатой из статьи П. В. Симонова, в которой видный российский ученый, много лет руководивший Институтом высшей нервной деятельности пишет философски (и даже с долей романтизма): «Красота есть нарушение нормы, отклонение от нее, сюрприз, открытие, радостная неожиданность. Вот почему красота является такой функцией разновидности неосознаваемого психического, которую мы вслед за великим режиссером и теоретиком искусства К. С. Станиславским назвали сверсознанием. Ощущение красоты возникает каждый раз, когда полученное превышает неосознанно прогнозируемую норму».