Вступить в ВТО (как в говно)

[Админ]

Вступление России в ВТО бессмысленно и беспощадно

Ни одного содержательного аргумента от старателей вступления России в ВТО мы за все долгое время старания не слышали. Самые добросовестные комментарии сводятся к тому, что «это в общем практически не больно и не так долго, быстро пройдет и вообще скоро привыкнете». Даже вновь избранный Владимир Владимирович ограничился гипнотическим заклинанием: «Верьте мне, я худого не предложу». Официальные расчеты потерь от вступления в ВТО страдают вопиющей методологической дебильностью. То есть не покидает ощущение, что страна совершает это действие в полубессознательном состоянии, гонимая такими же вескими аргументами, какие привели к перемене времени и отмене продажи алкоголя в аэропортах.

На самом деле мы имеем дело с очередным торжеством медведевской внешней политики, смысл которой полностью сводится к всепобеждающей политкорректности. Мы будем делать так, как принято среди приличных современных людей. Кстати, пора ввести уголовную ответственность за рецидивное употребление слова «современный». Самое обидное — не столько факт бессмысленного и беспощадного вступления России в ВТО, сколько следующая из него декларация о том, что никаких необходимых для настоящего структурного рывка мер в экономической политике Россия обязуется не производить. Чтобы не кошмарить зря публику, оговоримся: никто на самом деле не мешает плюнуть на это ВТО, при наличии соответствующей политической воли, в любой момент. Но тем не менее само по себе событие, безусловно, вызывает чувство омерзения.

Михаил Леонтьев

http://www.odnako.org/magazine/material/show_17694/

[Админ]

Последняя возможность одуматься и отказаться от опрометчивого шага еще есть

Стремление быть как все кажется единственным основанием и объяснением желания России всенепременно вступить во Всемирную торговую организацию. Пусть весь мир узнает, что Россия не белая ворона. Все уже в ВТО, а мы все никак не вступим.

Лучше быть белой вороной, чем бесцветной
Никаких реальных экономических оснований для скорейшего вступления России в ВТО на сегодняшний день не существует. Доказательств этому предостаточно. Далеко ходить не надо. Достаточно взглянуть на преимущественно сырьевую структуру российского экспорта и существующие в России импортные пошлины — низкие и без ВТО. Даже, казалось бы, заинтересованные в нашем вхождении в ВТО и дальнейшей либерализации российской экономической политики иностранные эксперты открыто признают отсутствие в этом для России экономической целесообразности.

http://www.odnako.org/userfiles/1_1(18).jpg

Так, например, директор-распорядитель МВФ Кристин Лагард, находившаяся с официальным визитом в ноябре 2011 года в Москве, прочитала публичную лекцию в Государственном университете Министерства финансов РФ. В конце лекции, отвечая на вопросы аудитории, г-жа Лагард прокомментировала с точки зрения возможных преимуществ вступление России во Всемирную торговую организацию. По ее оценке, что касается очевидных преимуществ, то в качестве экспортера газа, нефти и сырьевых ресурсов и импортера готовых товаров Россия их вряд ли получит, но в данном случае важнее экономические и политические плюсы, которые состоят в том, что дан очень четкий сигнал, что Россия отвечает и готова отвечать всем требованиям Всемирной торговой организации. Таким образом, директор-распорядитель МВФ фактически признала, что вступление России в ВТО осмыслено не столько как экономический, сколько как политический шаг.

Возможно, что политический имидж России страдает от того, что, оставаясь за пределами ВТО, она находится в компании стран с не самой лучшей международной репутацией (Афганистан, Ирак, Иран, Судан) или стран однозначно нищих (Эфиопия).

Правда, в той же компании есть и вполне благополучные и даже весьма богатые страны (Андорра, Бутан, Босния и Герцеговина, Ватикан, Багамы).

Но как ни относиться к этой компании, в любом случае вопрос о международной политической репутации не решающий аргумент на фоне отсутствия экономической осмысленности решения, которое по определению непосредственно связано именно со сферой экономики.

Структурный нонсенс
Трудно не согласиться с госпожой Лагард: экономический смысл вхождения в ВТО напрямую определяется структурой внешней торговли, особенно экспорта.

http://www.odnako.org/userfiles/1_2(14).jpg

Обычно членство в ВТО связано с желанием снизить уровни барьеров на пути своего экспорта в другие страны. Однако для нас это совершенно неактуально, потому что в российском экспорте доминируют энергоносители и сырьевые товары. А импортные пошлины на сырье и топливо в большинстве стран мира и так уже обнулены или находятся на очень низком уровне.

Это обусловлено двумя основными причинами. Во-первых, никто не отменял золотое правило меркантилистов — «покупай дешевое сырье, продавай дорогую готовую продукцию».

Во-вторых, мировые цены на ключевые виды топлива и сырья сейчас настолько высоки, что было бы полным безумием делать их еще дороже для своих потребителей через систему импортных пошлин.

Даже самый поверхностный сравнительный анализ структуры экспорта в разных странах подтверждает бессмысленность всей суеты по поводу сиюминутного вхождения России в ВТО (график 1). Судя по товарным группам, выделенным по номенклатуре ВТО, среди крупных стран мира у России самая низкая доля промышленных товаров в экспорте (20%) и самая высокая доля топливно-минеральных продуктов (70%). У других крупных стран указанное соотношение обратное: у Китая доля промтоваров — 94%, доля топливно-минеральных продуктов — 3%, у Японии — 88 и 4%, у Германии — 86 и 5%, у США — 74 и 10%, у Индии — 64 и 25%. Ближе всех к нам среди крупных стран по структуре экспорта находится Бразилия (35 и 28%), но даже у нее доля промтоваров превышает минерально-сырьевую. Зато у нашей соседки Украины структура товарного экспорта ближе к американской, чем к российской: 64% — промтовары и только 15% — топливо и минеральное сырье.

На что мы потратили время — те почти 19 лет, которые занял переговорный процесс, — непонятно. Как торговали, так мы и торгуем сырьем, которое у нас и так с радостью купят без дискриминационных пошлин. Более того, структура нашего экспорта за годы ведения переговоров о вступлении в ВТО резко деградировала (график 2). По данным Росстата, за период с 1995 по 2010 год доля минерального сырь я в российском экспорте увеличилась с 42,5 до почти 70%, а доля машин, оборудования и транспорта снизилась с 10,2 до 5,7%. Очевидно, что сначала надо было добиться качественной перестройки национальной экономики и структуры внешнеторгового оборота, а потом уже шагать в ВТО, чтобы получить доступ к зарубежным рынкам готовой продукции. Так, в частности, действовал Китай. За 14 лет переговоров китайский экспорт не только вырос в абсолютном измерении в десять раз (график 3), но и качественно изменился (график 4). Доля промышленных товаров, составлявшая в 1985 году, то есть накануне начала процедуры вступления в ВТО, 49%, выросла за время переговоров до 90% к 2001 году — году принятия Китая в ВТО. А в 2010 году уже составила 95%. При этом доля машин и оборудования (включая транспорт) в китайском экспорте в 1985, 2001 и 2010 годах составила 3, 36 и 49% соответственно.

Наш ближайший сосед Украина вступила в ВТО в мае 2008 года. В абсолютном выражении российский товарный экспорт почти в восемь раз превышает украинский, но если смотреть структуру, то российский экспорт не выдерживает никакого сравнения в качественном отношении. Доля промышленной продукции в украинском экспорте в 2010 году составила 64% против 20% в российском.

На момент вхождения в ВТО, то есть в 2008 году, этот показатель на Украине составлял 70,2%. Так что вступление Украины в ВТО с точки зрения структуры товарного экспорта выглядело более осмысленным и подготовленным, чем у России. Другое дело, что за годы присутствия в ВТО Украина не только не улучшила, но даже ухудшила структуру экспорта. Конечно, три года не срок. Но позитивных сдвигов пока не наблюдается: доля промышленных товаров снизилась с 70 до 63%, а топливно-минеральных — возросла с 13 до 18% (график 5). России есть над чем задуматься.

Игра в одни ворота
Одним из немногих сторонников вступления России в ВТО был и остается отечественный металлургический бизнес. Но интересы одной, пусть и важной отрасли не могут перекрывать интересы абсолютного большинства. К тому же весь парадокс заключается в том, что так насолившая нашим металлургам поправка Джексона — Вэника 1974 года, позволяющая дискриминировать российские товары на рынках США, совсем не обязательно будет отменена после нашего вступления в ВТО. Российские переговорщики умудрились не включить данное требование в качестве обязательного условия присоединения России к ВТО.

http://www.odnako.org/userfiles/1_3(7).jpg

Дискриминационные ограничения на своем рынке стали и проката с помощью надуманных обвинений в демпинге американцы применяли отнюдь не только против России, но и против Бразилии, Южной Кореи, Японии, которые к тому времени были полноправными членами ВТО.

Членство в ВТО лишь позволяет инициировать тяжбу в арбитражном органе этой организации, да и несколько облегчает подобные судебные тяжбы на территории самих США.

Однако история знает немало примеров, когда членство в ВТО не помогло в борьбе с американской Фемидой. В США работает больше половины всех юристов мира. Переиграть их на домашнем поле практически невозможно. Это и знания, и умения, и опыт, и традиции. Неужели кто-то действительно думает, что после вступления в ВТО российские компании сразу же начнут выигрывать дела в американских судах и проблема дискриминации российских товаров исчезнет?

Чтобы понять мотивы США в отношении одобрения вступления России в ВТО, надо слушать Барака Обаму. Он еще более откровенно, чем Кристин Лагард, высказался по этому поводу. В том же ноябре 2011 года он заявил буквально следующее: «Членство России в ВТО позволит американским производителям и фермерам отправлять на экспорт больше товаров, что, в свою очередь, поддержит хорошо оплачиваемые рабочие места в США. Россия также открывает свои рынки услуг в секторах, являющихся приоритетными для американских компаний, в частности, сектора аудиовизуальных, телекоммуникационных, финансовых, компьютерных и розничных услуг».

Ну что тут скажешь? No comment.

Нет гарантий — нет инвестиций
Среди сторонников вступления в ВТО бытует миф о том, что после вступления в эту организацию на Россию польется дождь из прямых иностранных инвестиций (ПИИ). Но иностранный инвестор не дурак. Он не будет рисковать и вкладываться без существенных гарантий возврата и окупаемости инвестиций.

Каковы главные мотивы прихода в страну ПИИ? Их существует всего три. Первый — использовать страну-реципиента капитала в качестве производственной базы для дальнейшего экспорта готовой продукции в третьи страны. Второй — перевести в страну-реципиента капитала производство отдельных деталей или узлов или использовать ее для аутсорсинга определенных операций или модулей при сохранении приемлемого уровня качества. Оба мотива бывают актуальными в том случае, когда у страны-реципиента наблюдается сравнительная дешевизна и избыток определенного вида ресурсов (рабочей силы, экологического ресурса и пр.). Именно это условие было определяющим для притока ПИИ в Китай, Индию, страны Юго-Восточной Азии.

http://www.odnako.org/userfiles/1_4(6).jpg

В случае с Россией это обязательное условие для обоих перечисленных видов мотивов, которые могли бы возникнуть у иностранного инвестора, представлено слабо. Более того, за последние полтора десятилетия разрыв в оплате труда с развитыми странами стремительно сокращался и на сегодняшний день не представляется существенным с учетом различий в качестве труда. Остаются лишь надежды на то, что инвестиции могут быть связаны с переносом в Россию грязных производств из-за различий в уровне требовательности экологических стандартов. Однако с учетом активизации деятельности в России в последние годы различных неправительственных организаций, в том числе экологической направленности, риски, связанные с такими инвестиционными проектами, резко возрастают.

Третьим мотивом для иностранных инвестиций — весьма актуальным в случае с Россией — является привлекательность внутреннего рынка. Факторами импортозамещения, то есть более высокой привлекательности переноса в Россию производства товаров для их внутреннего потребления по сравнению с ввозом готовой продукции из-за рубежа, выступают экономия на транспортных издержках и иных видах логистики, а также защищенность внутреннего рынка торговыми барьерами. Экономия на логистических издержках выглядит весьма сомнительной из-за недоразвитости сферы логистики в России, к тому же она может быть перекрыта дополнительными издержками, связанными с повышенными криминальными рисками, коррупцией, снижением качества и пр. На этом фоне единственным существенным фактором (мотивом) выглядела именно защищенность российского внутреннего рынка.

Поэтому вступление в ВТО, так же как и отсутствие государственного протекционизма, не только не приведет к увеличению ПИИ в российскую экономику, но, скорее всего, снизит их. Уже сейчас многие потенциальные инвесторы, которые до этого всерьез рассматривали возможность производственных проектов в России, массово обращаются к своим инвестиционным, юридическим и бизнесконсультантам, встревоженные последствиями вступления России в ВТО, а именно снижением гарантий окупаемости вложений в российскую экономику.

Кстати, темпы прироста накопленных ПИИ в украинскую экономику начиная с 2008 года, года вступления Украины в ВТО, заметно снизились (график 6). Безусловно, на динамику ПИИ не мог не повлиять кризис 2008— 2009 годов, но данные свидетельствуют, что ВТО кризису не помеха. Скорее — помощник.

http://www.odnako.org/userfiles/1_5(4).jpg

Между тем отечественный и зарубежный опыт свидетельствует о том, что именно закрытость внутреннего рынка через высокие импортные пошлины делает привлекательным для иностранного бизнеса создание производства на территории страны-импортера. Так в свое время на территории США появились заводы по производству автомобилей японской компании Toyota.

Известно, что первое американское отделение (Toyota Motor Sales, U.S.A.) было открыто в октябре 1957 года. Прошло ровно 29 лет, прежде чем был выпущен первый автомобиль марки Toyota, созданный на американской земле в октябре 1986 года. Именно протекционистская политика американцев подтолкнула японцев к этому шагу — не просто продажам, а созданию заводов на чужой территории.

[Админ]

О пользе протекционизма
Государственный протекционизм — вещь неоднозначная. Бывает и так, что протекционистская политика только затягивает модернизацию, замедляет инновационное развитие, защищает неактивную, инерционную часть национального бизнеса, консервирует отставание от мировых лидеров. И в России таких примеров немало. Однако такой однобокий подход к протекционизму неправомерен.

Не бывает правильных или неправильных, хороших или плохих экономических мер и инструментов, хороших или плохих вариантов экономической политики. Бывают подходящие или неподходящие варианты для данного региона и в данное время. Так и протекционизм не может быть плохой или хорошей мерой, он может быть уместен и необходим для конкретной страны или региона в исторически конкретный период времени, а может быть неуместен, вреден и потому не востребован. Мера же необходимости определяется состоянием национальной экономики и теми целями и задачами, которые общество ставит перед собой.

Кроме того, можно применять меры протекционистской политики формально и топорно, а можно творчески, избирательно и с известной тонкостью. Успех за такой протекционистской политикой, которая сочетает временные меры покровительства отечественному бизнесу с ответственностью последнего, принимающего на себя встречные обязательства в рамках своего рода общественного договора.

Именно с этой точки зрения разумный государственный протекционизм — жизненная необходимость для современной России. Вот когда мы возродим или создадим все те передовые отрасли, о которых постоянно говорит руководство страны, проведем реиндустриализацию и модернизацию, станем конкурентоспособны на мировых рынках продукции с высокой добавленной стоимостью, можно и нужно будет отказаться от массового применения мер государственного протекционизма.

Все ныне высокоразвитые страны (Великобритания, Франция, США, Германия, Япония, Южная Корея и др.) прошли через достаточно длительный период интенсивного использования государственного протекционизма с целью содействия становлению конкурентоспособного национального капитала, облагораживания и развития структуры экономики и экспорта, укрепления национальных прав собственности, защиты национального труда. Протекционизм служил также целям защиты и повышения уровня занятости и платежеспособного спроса, менее болезненного выведения из производственной структуры депрессивных отраслей при одновременном создании условий для «инкубаторного» взращивания передовых отраслей на острие научно-технического прогресса. Он использовался и используется как инструмент антициклического регулирования, привлечения развивающих производственных инвестиций. Он давно перерос свои функции чисто торговой политики, став неотъемлемым элементом государственной политики в области национального экономического воспроизводства. За время своей эволюции с XVII века методы защиты в нем органически сочетались с активными и даже агрессивными наступательными действиями, причем баланс этих мер смещался в пользу последних.

http://www.odnako.org/userfiles/1_6(3).jpg

Протекционизм остается действенным механизмом для крупных самодостаточных стран, в том числе и экономических лидеров, таких как США, страны Западной Европы, Китай. Благодаря протекционизму и становится возможна бескризисная модернизация производства. Напрашивающаяся сама собой задача для наших экономических министерств и ведомств, но почему-то упорно игнорируемая ими, чтобы он стал реальным инструментом развития и решения проблемы отсталости.

Вперед — в темное будущее?
Об этом мало говорят, но это так: ВТО — организация с темным будущим. Организация, чьи перспективы сохранения и дальнейшего развития выглядят как минимум весьма призрачными. Современная ВТО раздираема внутренними проблемами и противоречиями.

Продолжительность раундов многосторонних торговых переговоров растет. Если первые раунды в рамках ГАТТ (предшественницы ВТО) проходили в течение года, то сейчас, чтобы прийти к общему знаменателю, странам-участницам требуется не один год. Предпоследний, Уругвайский раунд длился восемь лет, с 1986 по 1994 год. Когда завершится открытый в 2001 году Дохийский раунд, никто даже предсказывать не берется.

Ярким свидетельством растущих противоречий внутри ВТО является значительное число коалиций, сформировавшихся в рамках «бесконечного» Дохийского раунда. Только активных групп по интересам насчитывается самой ВТО не менее 25 (!).

Безусловно, существуют объективные причины указанных проблем, типичные для развивающегося «организма»: число участников выросло в шесть раз, и это неизбежно усложнило процесс согласования интересов полутора сотен стран. Но в таком случае вполне закономерно возникает вопрос о жизнеспособности данной организации и перспективах ее развития. Дохийский раунд откровенно пробуксовывает, и выход из сложившейся ситуации пока не проглядывается.

Кроме того, ВТО являет собой пример того редкого вида организаций, в которые чем позже вступаешь, тем меньше выигрыш от вступления. В максимальном выигрыше, как правило, основатели организации. На что может рассчитывать пришедший к финишу 158-м, непонятно.

Надеваем штаны через голову?
Не менее важным является тот факт, что вступление России в ВТО противоречит концепции региональной интеграции. Особенность ситуации заключается в том, что вступление России в ВТО происходит на фоне активизации процессов долгосрочной региональной интеграции: это и Таможенный союз с Белоруссией и Казахстаном, и запуск с 1 января 2012 года Единого экономического пространства (ЕЭП), и подписание в конце 2011 года Договора о зоне свободной торговли в рамках СНГ, и, наконец, планируемое создание Евразийского экономического союза.

Проблема реализации роли экономического лидера в регионе, как ни для кого другого, актуальна для России. Эксперты отмечают, что самодостаточными являются страны и группировки с общим рынком размером не менее 200—300 млн человек. Именно такие образования могут решить известную дилемму: обеспечить эффективность производственного сектора экономики (эффект масштаба и экономия на издержках возможны только при работе современного предприятия на достаточно емкий рынок) и не допустить чрезмерной степени открытости своей экономики (слишком открытые экономики с повышенной долей экспорта или импорта в ВВП становятся более уязвимыми к потенциальным внешним воздействиям — как экономического характера, так и политического). Число стран с населением, достаточным для функционирования внутреннего рынка, требуемого для обеспечения необходимого масштаба экономии, очень невелико. Для малых же стран (и даже для средних) указанная дилемма разрешима только на путях макрорегиональной интеграции — создания региональных экономических группировок, различающихся по степени интегрированности, но имеющих ясно очерченные коллективные интересы. О ключевом значении макрорегиональных экономических группировок в современной — все более бескомпромиссной и ожесточенной — международной геоэкономической борьбе и об особой актуальности региональных интеграционных процессов для России мы уже не раз писали в своих статьях на страницах этого журнала: «Интеграция как стратегическая необходимость», «В поисках утраченной целостности» («Однако», 2009, №11), «Как уцелеть в битве гегемонов?» («Однако, 2010, №14). Злободневность данной темы сейчас, в преддверии готовящегося вхождения нашей страны в ВТО, равно как и острота стоящей проблемы геополитического самоопределения России, только усиливается.

На сегодняшний день в России численность населения около 143 млн человек, и она продолжает снижаться. Между тем в рамках ЕЭП численность уже составляет 168 млн человек, а в рамках Договора о свободной торговле — 233 млн (график 7). Россия напрямую заинтересована в таком существенном, в 1,6 раза, увеличении коллективного рынка сбыта.

Очевидно, что цели ВТО и, например, Таможенного союза или ЕЭП не совпадают и не могут не вступать в противоречие. Налицо противоречивость современной российской внешнеэкономической политики в целом и соответствующая непредсказуемость ее результатов. С одной стороны — Таможенный союз и ЕЭП, с другой стороны — ВТО. Одной рукой пишем, другой — зачеркиваем?!

Согласно данным Минэкономразвития РФ, после вступления России в ВТО по истечении всех переходных периодов по снижению до финального уровня импортных пошлин по промышленным товарам российский средневзвешенный таможенный тариф в рамках ВТО окажется ниже на 2,977% по сравнению со средневзвешенным Единым таможенным тарифом Таможенного союза (6,41% против 9,387%).

Получается, что Таможенному союзу придется подстраиваться под ВТО, хотя логичнее было бы выстраивать стратегию развития от простого к сложному — через Таможенный союз и ЕЭП двигаться к ВТО, а не наоборот.

Таможенный союз должен был бы стать для России прототипом «нашего» ВТО, этаким младшим братом ВТО. Для экономически развитых и конкурентоспособных стран ВТО это ключ (а скорее — отмычка), открывающий рынки сбыта готовой, особенно высокотехнологичной, продукции в менее конкурентоспособных, но платежеспособных странах. Российская продукция не отличается высокой конкурентоспособностью, поэтому чисто экономического смысла входить в ВТО именно сейчас нет. А вот создание экономического объединения, где Россия может на равных с другими партнерами существовать и развиваться, логично, осмысленно и перспективно.

По пути БРИКС
Важным и перспективным является для России участие и в таком неформальном экономическом объединении, как БРИКС. Тем более что последний саммит БРИКС в Нью-Дели не только продемонстрировал реальные действия, способные изменить существующий экономический миропорядок, но и показал путь тем, кто желает качественно улучшить свое место в мировой экономике. Путь этот — не идти в общей колее, пытаясь втиснуться в прокрустово ложе давно существующих финансово-экономических организаций, а создавать новые альтернативные структуры, дающие шанс на развитие, а не отнимающие последнее.

Страны БРИКС могут уже в ближайшие годы отказаться при взаиморасчетах от доллара и создать собственный Банк развития. На саммите в Нью-Дели были подписаны Генеральное соглашение о предоставлении кредитов в национальных валютах и Многостороннее соглашение о подтверждении аккредитивов в рамках механизма межбанковского сотрудничества БРИКС. По сути, это шаг на пути создания собственного МВФ и Всемирного банка.

Ставку надо делать на новые структуры и организации, дающие реальную, а не гипотетическую, перспективу роста и развития. России надо идти по пути Таможенного союза, ЕЭП, Евразийского экономического союза и активного сотрудничества в рамках БРИКС, а не гоняться за призраками чужого капиталистического прошлого.

http://www.odnako.org/magazine/material/show_17693/

21 апреля 2012
Андрей Кобяков, Ольга Коваль

[Админ]

Наш билет на «Титаник»

Прыжок в ВТО сорвет Россию в революцию

Цель ВТО — стремление обеспечить максимально свободную конкуренцию в международной торговле. В глобализации, и так превращающей конкуренцию из средства стимулирования и оздоровления слабых в орудие их уничтожения, это стремление подрывает конкурентоспособность большинства слабых стран. Создание свободной конкуренции, то есть равных условий для наиболее и наименее развитых стран, означает подавление последних: они лишаются не просто возможных доходов, но и самой возможности развития.

Но даже равные условия конкуренции сильных со слабыми, гибельные для последних, существуют в ВТО только в бреду либеральной пропаганды. На деле новые члены вступают в него на условиях, значительно худших, чем развитые страны, участвовавшие в его создании, и конкурируют на заведомо неравноправной основе.

Экономический смысл присоединения к ВТО — прорыв на внешние рынки высокотехнологичной продукции (ее рынки регулируются наиболее жестко) гражданского назначения (торговлю оружием ВТО не регулирует). Понятно, что к России это просто не имеет отношения — наши высокотехнологичные производства вне ВПК в основном «зачищены» в ходе либеральных реформ.

Присоединение к ВТО имеет смысл и в отдельных случаях, когда экспорт нетехнологичной продукции сдерживается именно из-за того, что страна не является членом ВТО (как это было с ограничением допуска китайского текстиля на рынки стран Юго-Восточной Азии). Но это также не наш случай: так, во время самого громкого ограничения российского экспорта — стальных труб в США — под санкции попали производители 20 стран, из которых все, кроме России, были членами ВТО, и им это не помогло.

Даже директор МВФ Кристина Лагард 7 ноября (!) прошлого года, менее чем за полтора месяца до присоединения России к ВТО, высказалась по этому поводу исчерпывающе: экономических выгод для России, экспортирующей нефть и газ, а ввозящей готовые товары, никаких нет.

Но, несмотря на всю очевидность вопроса, скорейшее присоединение к ВТО является идеей фикс либеральных реформаторов на протяжении более чем десятилетия!

Смысл присоединения — самореклама реформаторов
Причина проста и связана с провалом рассчитанной на 10 лет социально-экономической стратегии Германа Грефа. Благодаря ее разработке в конце 1999 — начале 2000 года он стал министром и одним из лидеров либерального клана, но в силу неграмотности стратегии правительство так и не приняло ее официально, ограничившись протокольным одобрением, и то с большим опозданием (лишь в августе 2000 года). Очевидная неудача создавала жгучую потребность заставить забыть о ней новыми результатами и толкала на лихорадочные поиски сфер, которые можно было бы быстро «отреформировать».

Вероятно, присоединение к ВТО показалось либеральным реформаторам самой привлекательной целью по следующим причинам:

— имея отдаленное представление о сути ВТО, они недооценивали сложность задач по присоединению к ней, считая ее очередным малосодержательным «международным договором о благих намерениях», переговоры по которому можно быстро и триумфально завершить;

— они рассматривали присоединение к ВТО как удачную возможность улучшить свою репутацию на Западе;

— в краткосрочном плане присоединение России к ВТО не вызвало бы, в отличие от остальных либеральных реформ, опасного усиления социально-политического напряжения, так как переговорный процесс и первое время после присоединения не ухудшали бы положения граждан, а их возможности разобраться в сути дела заведомо недостаточны;

— переговоры предусматривали длительное пребывание в одном из самых фешенебельных городов мира — Женеве, а также общение с близкими по идеологии международными и государственными чиновниками.

Аргументы в пользу «броска в ВТО» и по сей день носят в основном идеологический характер не только из-за общего уровня компетентности либеральных фундаменталистов, но и в силу их кадровой политики. Так, ключевая фигура переговоров — Максим Медведков — был назначен заместителем Грефа непосредственно с должности руководителя неправительственной организации, занятой лоббированием присоединения России к ВТО.

Таким образом, речь изначально не шла об интересах России — либеральные фундаменталисты воспринимали присоединение к ВТО как абсолютное, самоценное благо для самих себя. Навязывая стране ВТО в качестве категорического императива, они до сих пор ссылаются на все, что можно, вплоть до Политбюро ЦК КПСС, которое в 1979 году собралось вступать в предшественника ВТО — ГАТТ (о компетентности других решений Политбюро последних лет Брежнева — так, в том же 1979 году было решено ввести войска в Афганистан — либералы тактично умалчивают).

О восприятии реформаторами переговоров о присоединении России к ВТО с точки зрения саморекламы свидетельствует постоянное прямое указание на близкие сроки этого присоединения (как правило, с описанием трагических несчастий, которые постигли бы Россию в случае невыполнения этих сроков). Сама по себе эта череда (конец 2001-го, декабрь 2003-го, конец 2005-го, осень 2006-го, 2007 год) производила скорее юмористическое впечатление, но каждое указание конкретного срока ограничивало свободу маневра переговорщиков и мешало достигать приемлемых условий.

С точки зрения достижения прокламируемой цели присоединения к ВТО на приемлемых для России условиях такая политика, безусловно, была вредна. Но с точки зрения поддержания имиджа реформаторов (в первую очередь на Западе) она наиболее эффективна.

Экономическая беззащитность России
Экономические аргументы сторонников «прыжка в ВТО» в основном сводятся к тому, что он позволит России снизить потери экспортеров от антидемпинговых преследований, вписать ряд предприятий в мировые технологические цепочки и улучшить защиту интеллектуальной собственности. Проще всего обстоят дела с защитой интеллектуальной собственности: пока российское патентное дело остается на пещерном уровне, действенная защита российской интеллектуальной собственности за рубежом невозможна и присоединение к ВТО ничего не изменит.

Реально оно лишь усилит защиту иностранной интеллектуальной собственности в России, то есть повысит издержки, вызванные злоупотреблением своим монопольным положением со стороны глобального бизнеса. Чтобы присоединение к ВТО не нанесло России вред в этой сфере, сначала надо обуздать глобальных монополистов, виновных в массовости «контрафактной» продукции.

О новых возможностях встраивания российских предприятий в транснациональные технологические цепочки вообще не известно ничего конкретного. Не вдаваясь в дискуссии о том, выгодно ли это России (производства будут загружены, но в стране будет оставаться только зарплата и незначительная часть налогов, а прибыль уйдет за границу), отметим: современные глобальные корпорации прекрасно обеспечивают свои интересы и без ВТО.

Те сотни российских предприятий, технологический уровень и профиль которых соответствует их потребностям, так или иначе уже включены в их состав либо в их технологические цепочки. Присоединение России к ВТО не изменит ни потребности глобальных корпораций, ни число соответствующих их требованиям российских предприятий.

Таким образом, основным содержательным аргументом в пользу «прыжка в ВТО» являются антидемпинговые расследования, потери от которых оценивались либеральными фундаменталистами в 2000 году в 2,1 млрд долларов — чуть более 2% от экспорта.

В 2006 году, говоря о потерях от неприсоединения к ВТО, которые якобы растут с каждым годом, либералы называли почти ту же самую величину, притом что экспорт в 2005 году вырос почти в 2,5 раза.

В случае присоединения России к ВТО вместо антидемпинговых расследований против нее будут применяться компенсационные меры, потери от которых будут примерно такими же.

Либеральные фундаменталисты подчеркивают, что вступление в ВТО создаст новый рычаг преобразования государства. Однако оно не только должно, но и может повышать свою эффективность без внешнего давления, которое, как показывает богатый опыт 90-х годов, ведет к последовательному проведению социально-экономической политики в интересах не России, но преимущественно ее конкурентов.

С макроэкономической точки зрения присоединение России к ВТО — непростительная роскошь. В страну с относительно неблагоприятным инвестиционным климатом инвестиции в массовом порядке приходят, лишь если в нее не могут прийти товары. Широко рекламируемые исключения вроде Болгарии, у которой с инвестиционным климатом и до присоединения к ВТО все было в целом в порядке (и инвестиции в которую пришли из-за ее присоединения не к ВТО, а к ЕС), на деле лишь подтверждают правило.

Для стран, инвестиционный климат у которых, как у России, гарантированно хуже инвестиционного климата развитых стран, существует простая и жесткая дилемма: либо товары, либо инвестиции. Мы своими глазами на протяжении всей экономической реформы видим, что российский автомобильный рынок проще осваивать, инвестируя в строительство заводов в Узбекистане, Чехии и Германии (и допуская в России лишь «отверточную сборку», убивающую производство комплектующих и обеспечивающую стабильность их импорта), рынок мобильной связи — в предприятия Эстонии и Китая, бытовой электроники — в предприятия Юго-Восточной Азии, рынки качественной сантехники и обуви — в предприятия Европы, текстиля — в предприятия Турции и Китая.

В общем случае присоединение к ВТО распахивает внутренний рынок именно для товаров, закрывая его для инвестиций. Сегодняшняя открытость российского рынка вызвана беспрецедентно благоприятной внешней конъюнктурой. Неизбежное (если не по внешним, то по внутренним причинам) ухудшение экономической конъюнктуры сделает привычную за последние годы открытость непосильной и потребует умеренных протекционистских мер. Это общий для всех непреложный экономический закон.

Но в ВТО мы сами лишим себя права применять эти меры, сами лишим себя права защитить свой рынок именно тогда, когда нам это понадобится!

Всякое снятие ограничений для свободной конкуренции идет на пользу более сильному ее участнику и бьет по более слабым. Переживающая национальную катастрофу, по-прежнему деиндустриализирующаяся Россия с ее не столько вымирающим, сколько дебилизирующимся населением и неадекватным управлением — исключительно слабый участник глобальной конкуренции. Желание снять барьеры без модернизации превращает нашу экономику в трехлетнего ребенка, вылезающего на ринг против Майка Тайсона. «Прыжок в ВТО» служит исключительно интересам наших стратегических конкурентов — глобальных корпораций, стремящихся навсегда обеспечить себе свободный доступ на емкий внутренний рынок России.

Либеральные же фундаменталисты, как обычно, служащие наиболее сильному бизнесу — в данном случае глобальным корпорациям, «взломавшим» рынки России и намеренным увековечить это положение, — проводят по вопросу присоединения к ВТО враждебную нашей экономике и разрушительную для нее политику.

Государство не исполняет своих обязанностей
Важно, что российское государство совершенно не приспособлено к жестким требованиям ВТО.

Захватившие экономическую власть либеральные фундаменталисты привычно рассматривают государство не как структурообразующий элемент рынка, но как его непримиримую противоположность. Поэтому они в принципе не способны сознавать, что единственным инструментом обеспечения экономической свободы является государственное регулирование. В результате последнее во многом выродилось в способ зарабатывания денег коррумпированным чиновничеством, а не инструмент проведения нужной стране политики. Именно поэтому в России оно носит фиктивно-демонстративный характер: избыточно там, где без него можно обойтись (например, в сфере выдачи всевозможных разрешений), и недостаточно — где необходимо (например, процесс присоединения к ВТО стал замечательным поводом для уничтожения по требованию олигархов — еще в 2001 году! — мешавшей им, при всей своей слабости, системы стандартизации).

Россия практически не применяет таких почти повсеместно распространенных инструментов защиты рынка, как нетарифные ограничения торговли товарами. Укрепление рубля в этих условиях ведет к тому, что прирост потребления покрывается в основном за счет наращивания импорта. Из-за незащищенности национальных рынков даже рост внутреннего спроса, вызванный исключительно благоприятной внешней конъюнктурой, перестает стимулировать российских производителей и становится фактором прогресса и обогащения наших стратегических конкурентов.

В этих условиях вступление в ВТО не просто лишает Россию общепринятых и необходимых цивилизованных инструментов защиты рынков. Наша страна уже через несколько месяцев окажется в положении, когда любое ухудшение конъюнктуры (причем не только по внешним, но и, возможно, по внутренним причинам) вынудит ее ради сохранения экономики идти на нецивилизованные меры и, по сути дела, на собственную варваризацию.

Выбор будет невелик: либо со скандалом выходить из ВТО, чтобы поддержать свою конкурентоспособность, либо идти на новую разрушительную девальвацию (или новое качественное усиление коррупции, которая также является барьером доступа на рынок).

Принципиально важно, что присоединение к ВТО требует от страны наличия не только цивилизованного регулирования внешней торговли, но и значительной подготовительной работы, которая практически не велась. Главное здесь — оглушительный провал в сфере подготовки специалистов. Ведь ВТО — изощренный свод правил по ведению международных торговых споров. Для защиты своих интересов ее членам нужны целые армии высококвалифицированных юристов и экспертов. Да и национальный бизнес должен быть организован строго определенным образом; так, к рассмотрению принимаются, как правило, обращения отраслевых ассоциаций, на долю которых приходится не менее 40% производства соответствующих товаров.

На государственном уровне ничего этого в России даже не начали готовить. Оголтелая рекламно-пропагандистская кампания, которую вели либеральные фундаменталисты, заняла все их силы и время; «пар ушел в свисток».

В ходе переговоров о присоединении к ВТО каждая страна согласует график приведения своего внешнеторгового режима в соответствие с жесткими правилами этой организации. Чтобы продлить этот переходный период и сделать процесс присоединения максимально комфортным, большинство стран перед его началом старается максимально ужесточать защиту рынков.

Россия же поступила строго наоборот: средневзвешенный импортный тариф снижен почти вдвое — с 16 до 10%. В 2005 году правительство поставило крест на возможности собственного производства 1200 видов высокотехнологичного оборудования, обнулив пошлины на их ввоз. Либералы сохраняют пониженные на четверть пошлины для «развивающихся стран», многие из которых (например, Китай и Индия) явно успешнее России.

Присоединение к ВТО в сегодняшних условиях лишит Россию возможности повысить общий уровень импортных тарифов (повышая их на одну группу товаров, придется снижать на другую, оставляя без защиты новые сектора рынка), даже если ухудшение конъюнктуры создаст необходимость этого.

Преградой на пути эффективного вступления в ВТО стало и полное отсутствие у либеральных фундаменталистов представления об отраслевых приоритетах. Само понятие «промышленная политика» не используется в программных документах правительства, а длительное время и вовсе считалось ругательством.

Между тем принципиальное отсутствие приоритетов изначально делало осмысленные переговоры с членами ВТО попросту невозможными. Ведь, не имея четких приоритетов, переговорщики не знали, какие отрасли будут развивать, а какие нет, и, соответственно, какие отрасли нужны и их надо защищать, а какими можно пожертвовать.

При этом многие слабые, но необходимые стране отрасли не способны сами лоббировать свои интересы. Поэтому не удастся реализовать регулирующие возможности тарифа даже в рамках правил ВТО; унификация же таможенных ставок подрывает возможность государства развивать те или иные направления и тем самым проводить осмысленную политику.

Либеральные фундаменталисты, подталкиваемые не только международными лоббистами, но и российскими газовиками, купили согласие Евросоюза на присоединение России к ВТО ценой взятия обязательства повышать внутренние оптовые цены на газ опережающими относительно требований европейцев темпами.

В условиях по-прежнему низкой финансовой прозрачности «Газпрома» удорожание газа на внутреннем рынке не имеет оправдания и представляет собой результат уступок самому грубому и циничному давлению, разрушающему национальную экономику.

Оказаться в отцепленном вагоне
При анализе разумности присоединения к ВТО надо учитывать тенденции развития не только нашей собственной страны, но и всего остального мира.

ВТО ориентирована на глобальную интеграцию, а в мире, особенно после перехода в 2008 году глобального кризиса в открытую стадию, все большее значение приобретает интеграция региональная. Два ее центра — НАФТА (североамериканская зона свободной торговли, объединившая США, Канаду и Мексику) и Евросоюз — в обозримом будущем могут быть дополнены Юго-Восточной Азией; строго говоря, единый глобальный рынок будет уже в обозримом будущем делиться на макрорегионы.

В этих условиях развитые страны все больше ориентируются на интересы региональной интеграции, зачастую скрыто или даже явно саботируя деятельность и решения ВТО, которая откровенно «буксует» аж с 1999 года. В целом попытки дальнейшего снятия торговых барьеров упираются в нежелание развитых стран поступаться коммерческими интересами, с одной стороны, и угрозу разрушения экономик развивающихся стран — с другой.

Попытки качественного прорыва в виде взимания компенсации за экологический и социальный демпинг (то есть за недостаточные расходы на окружающую среду и социальные нужды, трактуемое как скрытое субсидирование экспорта) означали лишение развивающихся стран их едва ли не единственного конкурентного преимущества, позволяющего им выживать, и потому обречены на провал.

В этих условиях Россия может «вскочить в отцепленный вагон»: вступить в ВТО именно тогда, когда развитые страны начнут пренебрегать ее правилами, усиливая региональный протекционизм. Стоит вспомнить, что после 2008 года Россия является едва ли не единственным членом «двадцатки», не усилившим протекционистскую защиту экономики.

В итоге мы понесем убытки от открытия перед глобальной конкуренцией, но не приобретем выгод — нас все равно не пропустят на рынки развитых стран, ибо те начнут «играть уже в другую игру», и открытие российских рынков станет односторонним, а значит, разрушительным вдвойне. Как говорят китайцы, «политика открытых дверей значит, что дверь будет открыта в ту или другую сторону, но никогда в обе одновременно».

Киргизская и украинская катастрофы
Последствия присоединения к ВТО на кабальных условиях ярко иллюстрирует опыт двух стран СНГ — Киргизии и Украины (Молдавия присоединилась лишь после ожесточенного торга, сильно улучшив исходные условия, но и она стоит сейчас перед лицом банкротства своей табачной и сахарной промышленности).

Киргизия присоединилась к ВТО первой на постсоветском пространстве (неимоверными усилиями обогнав даже Прибалтику) и на вполне кабальных условиях: «главный либерал Средней Азии» Акаев хотел лишний раз подчеркнуть свою демократичность и прозападность.

Возможно, киргизское руководство считало, что, поскольку мало-мальски сложные производства, созданные советской властью, в их стране уже в основном погибли, присоединение к ВТО не сможет нанести ущерба. Они ошиблись: в отдаленных районах начался голод, и вскоре Киргизии пришлось обратиться к ВТО с беспрецедентным требованием: пересмотреть условия присоединения.

Чтобы избежать грандиозного скандала, развитые страны стали выделять ей огромную финансовую помощь, которой хватало для обеспечения благополучия реформаторской киргизской элиты, вполне равнодушной, как это обычно бывает с либеральными реформаторами, к судьбе своего народа. В результате Киргизия заняла первое место по объемам западной помощи на душу бюрократа; многие путешественники были шокированы, обнаруживая филиалы западных неправительственных организаций даже в самых отдаленных и труднодоступных аулах.

Но принципиальное отличие любой, сколь угодно искренней помощи от развития заключается в ее временном характере. Развитые страны забыли о породивших ее причинах и со временем резко сократили масштаб поддержки Киргизии. Разочарование элиты, привыкшей жить за счет этой помощи, наложилось на недовольство широких масс, удерживаемых в нищете и голоде. Результатом стали не только две революции подряд, но и деструкция самого киргизского государства. С каждым годом оно все прочнее закрепляется в категории «упавших» и, насколько можно понять, испытывает растущее влияние наркомафии. Разумеется, профессиональные лоббисты ВТО настаивают на том, что описанные события никак не связаны друг с другом: мол, «Карл Маркс и Фридрих Энгельс — это не муж и жена, а четыре совершенно разных человека, даже не знакомых друг с другом». Но сколь угодно назойливое отрицание реальности — в частности, беспрецедентной просьбы руководства Киргизии к ВТО, ответной помощи Запада и вызванной ее сокращением революции — не способно отменить эту реальность. Тем более что разрушительные последствия присоединения к ВТО на кабальных условиях демонстрирует и Украина: уже через год после открытия рынка ее ВВП упал на 15% (вклад в это мирового кризиса виден на примере европейских экономик, которые тогда сократились лишь на 3—4%), промпроизводство — более чем на 40%. Основной урон понесло машиностроение: после снижения ввозной пошлины на автомобили с 25 до 10% и перехода на беспошлинный ввоз сельхозтехники производство рухнуло. За 2008—2011 годы производство автомобилей на Украине снизилось вшестеро, а число занятых в отрасли — вдвое. Остановка более 50 сахарных заводов привела к потере 11% внутреннего рынка сахара, импорт свинины вырос в 2,3 раза. Социально-экономические бедствия, во многом вызванные кабальными условиями присоединения к ВТО, усилили народный протест, также увенчавшийся сменой власти.

Россия: последствия для основных отраслей
В России ввозные пошлины после присоединения к ВТО снизятся еще почти на треть — с 10,3 до 7,1%. Это затронет все отрасли, кроме добычи топливно-энергетического сырья. Так, пошлины на ввоз живых свиней снизятся в 8 раз, на рис и лимонную кислоту — вчетверо, на рыбу — в 3—4 раза, на молокопродукты — на 5—10%. Пошлины на ввоз субпродуктов упадут с 25 до 15%, тарифная защита производителей сахара — на четверть. Экспорт черных и цветных металлов станет беспошлинным, что сделает невыгодным их использование внутри страны. Но и представители этих отраслей начали задумываться, узнав о намерении АвтоВАЗа перейти на импорт автолиста.

После впадения в ВТО госорганы начнут привлекаться к ответственности за дискриминацию иностранных фирм, а понятие «дискриминация» может толковаться широко.

По имеющимся оценкам, влияние присоединения к ВТО ощутят на себе отрасли, формирующие около 60% ВВП.

Наибольшие потери от кабальных условий присоединения понесут сельское хозяйство и пищевая промышленность. Спад их производства в 2020 году составит около 3,5 трлн рублей в современных ценах; упущенные возможности роста — еще 1,93 трлн рублей; общие потери по сравнению с развитием «при прочих равных условиях» в 2020 году достигнут 40% выпуска. Работу в этих отраслях потеряет 1,6 млн человек. Характерно, что сразу после сообщения о присоединении к ВТО государственные Сбербанк и Россельхозбанк объявили о прекращении кредитования животноводства.

На втором месте по потерям — машиностроение: его выпуск в 2020 году упадет на 310 млрд рублей, упущенные возможности роста составят еще 640 млрд; общие потери достигнут 17%, а сокращение занятости — 300 тыс. человек.

Легкая промышленность уже раздавлена дешевым импортом: ее доля в ВВП рухнула с 10% в 1990 году до менее 1% сейчас. Дальнейшее снятие барьеров сократит выпуск на 70 млрд рублей в 2020 году, упущенные возможности роста составят еще 220 млрд, общие потери — 42%. Работу в и так находящихся в безысходном состоянии бывших центрах легкой промышленности потеряют еще 100 тыс. человек.

Потери консолидированного бюджета только от снижения вывозных и ввозных пошлин составят в 2020 году 290 млрд рублей в современных ценах. Косвенные потери — от сокращения как производства, так и его рентабельности в рассмотренных отраслях — добавят к потерям бюджета еще не менее 160 млрд, а потери по социальным взносам с зарплат и пособиям по безработице — еще 50 млрд.

Совокупные потери только по четырем указанным отраслям и бюджету составят в 2020 году 7,17 трлн рублей в ценах 2012 года, а число рабочих мест только в этих четырех отраслях сократится на 2 млн.

В целом потери ВВП оцениваются в 3,5%, в том числе промышленности — 16%, в том числе обрабатывающей промышленности — 23% (14% — прямое сокращение производства и 10% — упущенный рост).

Эти оценки касаются воздействия присоединения к ВТО только на часть экономики. Они не учитывают последствий для других отраслей (например, химической промышленности и рыболовства), влияния проблем одних отраслей на развитие других (например, упадка сельского хозяйства на производство сельхозтехники и минеральных удобрений), изменения правил ведения торговых споров.

С учетом этого потери ВВП 2020 года могут превысить 5%. Так что вопрос актуализации революционного сценария для России в результате вступления в ВТО отнюдь не праздный

Михаил Делягин

http://www.odnako.org/magazine/material/show_17764/

[MehLock 2.0]

Вот где видно, что Россия живет в руинах развалившегося социализма. Оборудование производится низкого качества, да и не производится толком ничего. Вывозятся тупо полезные ископаимые. Как бы хотелось послать весь этот внешний для России мир, став экономически независимыми. Тот-то Медведев так хотел, чтобы в стране стало больше низкоквалифицированной рабочей силы, а Фурсенко считает, что в россиянине нужно воспитывать человека-потребителя. Уныло, короче.

[Админ]

Константин Бабкин: «Компенсировать потери от вступления в ВТО будет невозможно»

Центризбирком РФ 13 апреля рассмотрел и отклонил инициативу граждан по вынесению на референдум вопроса о вступлении России в ВТО. Инициативная группа посчитала отказ ЦИК неправомерным и намерена обжаловать это решение в Верховном суде. С руководителем инициативной группы, известным российским предпринимателем, председателем совета директоров группы компаний «Новое Содружество», совладельцем компании «Ростсельмаш», президентом Российской ассоциации производителей сельскохозяйственной техники «Росагромаш», членом бюро Центрального совета Союза машиностроителей, членом правления Российского союза промышленников и предпринимателей, лидером незарегистрированной «Партии Дела» Константином БАБКИНЫМ беседует заместитель главного редактора журнала «Однако» Андрей Кобяков.

http://www.odnako.org/i/materials/17782/177_250/BYgBucUN.jpg


Налетчики и карманники
Константин Анатольевич, я вот давно ломаю голову и никак не могу понять: какая-то ведь должна быть логика, которой руководствовались наши экономические власти, переговорщики… С 1993 года — 18 лет — шли переговоры о нашем вступлении в ВТО. И никто за эти годы внятно не мог объяснить, зачем мы туда стремимся. А все-таки, зачем? Зачем предпринимались все эти усилия? Логика, мотивация — она хоть как-нибудь присутствует? Или это делалось потому, что «так должно быть», «так положено», и потому вопрос о целесообразности вообще не обсуждаем и всякие рассуждения на эту тему неуместны?

— Логика определенного сор та за всем этим, конечно, есть. В принципе идея о вступлении России в ВТО была закинута «птенцами гнезда гайдарова», «младореформаторами», людьми, которые заработали известность, авторитет и капиталы на разрушении советской системы. Они железной рукой проводили эти рыночные «реформы». И идеалом для них служили Соединенные Штаты Америки, западные ценности. Они ездили еще во времена СССР на Запад, смотрели на прекрасные прилавки с колбасой, восхищались отсутствием очередей, улыбками продавцов в магазинах… И у них засело в подкорке, что здесь все плохо и все это надо разрушить, сделать, как там, а главное, надо слушаться западных ребят: они знают, как надо жить, и если мы станем их младшими братьями послушными, то это как раз то, что нам надо.

Но это же от малограмотности все — ведь готового представления о том, как надо делать реформы, у этих людей не было, но при этом они обладали невероятной наглостью, брались за все. И действовали просто: взяли рецепты «вашингтонского консенсуса» в чистом виде — там были по шагам расписанные мероприятия — и стали воплощать. Но это же от отсутствия собственной работы мозга.

— Ну как от отсутствия работы мозга? Они стали миллиардерами, они раздали собственность друзьям… У них мозг отлично работал. Я бы не сказал, что они тупые. Их там теперь хорошо принимают везде. Кудрин — лучший министр финансов, Чубайс — член каких-то элитных клубов. Они все приподнялись на этой теме. То, что миллионы жизней российских и промышленность убили в России, ну это издержки, ладно. Зато сами миллиардеры, и, смотрите, прилавки полные.

Но они ведут себя как налетчики, а не как хозяева.

— Да, конечно.

Они как свинья под дубом из басни Крылова: завалили дуб, нажрались желудей, но дуба-то больше не будет. Хороший хозяин, он ведь заботится, чтобы было и завтра, и послезавтра, и детям, и внукам и т. д.

— Ну вот они не хозяева. У них дети уже там. Здесь они не хозяева.


Ну это те, кто инициировал весь процесс. Но за прошедшее время сменилось много кабинетов министров, наконец, есть чиновники среднего звена. Должно было за эти годы сформироваться представление, что не все так однозначно со вступлением в ВТО. Это злонамеренность или всем на все наплевать? Почему никто за эти годы не выяснял по-настоящему мнения и настроения бизнес-сообщества по этому вопросу? Я думаю, если расспросить бизнес-сообщество, провести настоящее исследование, то процентов девяносто, наверное, совершенно не заинтересованы во вступлении в ВТО. Почему эти позиции не учтены никак? Для потребителей выгода тоже весьма неоднозначная: может быть, цены поначалу несколько и снизятся на некоторые товары, но чтобы их потреблять, нужно зарабатывать, а после вступления в ВТО конкуренция приведет к падению заработков и к росту безработицы. Так для кого же тогда предназначено это вступление? И откуда это рвение? Или это инерция?

— Я хожу по многим кабинетам — и в Белом доме, и в министерствах бываю. В целом чиновники второго уровня, третьего и ниже — они все понимают. Атмосфера в этих кабинетах по данному вопросу совершенно определенная — они морщатся при упоминании ВТО. Уже есть понимание, что вляпались во что-то, но отменить, назад сдать — страшно. Особенно в последний год это стало очень заметно — стали вникать, что такое ВТО, что к чему. Они просто раньше не вникали. Ну мы им помогли понять, они сами тоже стали врубаться, какие последствия будут от членства. У них глаза округляются, когда они начинают оценивать: здесь триллионы теряем, миллионы людей останутся без работы, а сейчас же еще эти митинги прошли многотысячные, это же страшно, когда будут миллионы увольнений. До них дошло, что это чистый вред, что это абсурд. Но сдать назад, не ратифицировать — это для них удар. Ведь это означает, что 18 лет они осуществляли политику, которая ведет в яму. То есть, мягко скажем, ошибочную политику. Поэтому на сегодняшний день осталась чистая инерция — заинтересованности никакой нет.

Нет ли ощущения, что кое-кто также решил форсировать ситуацию, воспользовавшись более либеральными взглядами уходящего президента? Ведь форсированное продавливание членства произошло как раз в последний год этого президентства.

— Да, до Америки, до Запада дошло, что нужно торопиться. Раньше Запад вел политику выторговывания уступок: если Россия хочет в ВТО, пусть отдаст за это… и дальше выдвигался целый список желанных уступок от России. Отрасль такую-то сдайте, сельское хозяйство, мы это еще хотим…

То есть мы к вам в левый карман залезаем, а вы нам за это еще откройте правый.

— Да, но потом американцы поняли, что сейчас русские одумаются, карманы окончательно захлопнутся, поэтому они форсировали процесс, добились подписания протокола. Так что, конечно, американцы сыграли свою роль в ускорении процесса. При этом сейчас, при обсуждении вопроса об отмене поправки Джексона — Вэника в конгрессе, они открыто говорят: присоединяясь к ВТО, Россия нам открывает ключевые рынки, за один год вдвое увеличится американский экспорт в Россию, но мы ничего русским не дадим взамен — ни один закон, ни одна позиция не будет изменена.

Позиция по поправке Джексона — Вэника — это вообще какая-то идиотическая вещь. Потому что условия и причины, по которым она принималась в свое время, отсутствуют уже не одно десятилетие. Проблема снята, тем не менее сама поправка продолжает действовать.

— Они хотят за ее отмену что-то получить, ее тоже продать нам.

Их я могу понять. Они правильно поступают: если вы ведете какие-то переговоры, надо торговаться, все время что-то выторговывать. Но мы-то 18 лет торговались по вопросу о ВТО и все со своей стороны проторговали. Хотя бы что-нибудь в ответ выторговали… Вместо этого абсолютно во всех отношениях прогнулись.

— У нас нет связи между чиновниками и профессионалами. Я могу сказать по ситуации в сфере сельскохозяйственного машиностроения: у нас в чиновниках есть заинтересованность, но они на нас в своих решениях никак не опираются. Как у нас будет, им по барабану. В России семь лет назад было пять комбайновых заводов — остался один. Ни один чиновник за это не пострадал, не был уволен, наказан или лишен премии. Ну четыре завода сдохли — зато в ВТО вступаем. Они живут в каком-то другом мире, оперируют какими-то своими категориями: пилеж бюджета, вступление в ВТО, хорошие связи с тем или иным американским сенатором, дача в Австрии... и все отлично.

Потери количественные и качественные
Вы упомянули о грандиозных убытках от вступления в ВТО. А какие есть оценки потерь?

— Консультанты, которым мы доверяем, два месяца назад — после обнародования условий вступления — назвали цифру 1,5 триллиона в год рублей убытков для промышленности, и еще бюджет дополнительно потеряет 433 миллиарда рублей в год — за счет снижения сбора пошлин и налогов. Но это было названо два месяца назад. И это только прямые убытки. А сейчас они вникают в ситуацию, углубляют анализ с учетом «эффекта домино», цепочных эффектов, всплывают подводные камни, например, что мы не сможем препятствовать попаданию на наш рынок ГМО-продуктов, а значит, наше сельское хозяйство еще сильнее просядет и т. д. Чем глубже они вникают, тем сильнее возрастает цифра потерь. Причем в разы она уже возросла. Поэтому убытки просто гигантские.

Это впечатляет. Но ведь мы говорим об убытках как о цифрах. А ведь дело не в одной цифре, размазанной по всей стране, как бы она ошеломляюще ни выглядела. Это будет в каждом конкретном случае беда или большая проблема почти для каждого участника экономических отношений. Фирма, предприятие, крупная компания — все они начнут испытывать сложности. И что будет результатом? Банкротство, увод бизнеса за рубеж? Как вы это видите? Как будет развиваться ситуация?

— Она уже развивается. За последние 18 лет население России сократилось на десять миллионов человек. Это притом что въехало несколько миллионов иммигрантов. И этот процесс депопуляции сейчас ускорится. По опросам, 40 процентов молодежи хотят эмигрировать, уехать из страны. Они видят: здесь не строятся корабли, самолеты, не проектируются автомобили — что здесь делать? Я физик по образованию, когда я институт оканчивал, я видел море перспектив. Можно было выбирать поле деятельности самое широкое — космос, под землю, в воду лезть… А сейчас ничего же не производится в России. Соответственно, сейчас молодежь хочет уехать туда, где есть перспективы. То есть следствие вступления в ВТО, упадка промышленности и всей экономики — это депопуляция, интеллектуальная деградация, ослабление сил народа.

Примерно год назад В.В. Путин объявил чрезвычайно перспективную программу новой индустриализации. Заметим, она точнее сформулирована, чем, скажем, идея модернизации Д.А. Медведева. Модернизация — вещь более абстрактная, а новая индустриализация вещь вполне конкретная. Но ведь вступление России в ВТО, тем более так спешно осуществленное — всего через полгода после объявленной программы реиндустриализации, по моим представлениям, прямо противоречит этой программе. Как проводить в жизнь программу новой индустриализации после вступления в ВТО?

— Вряд ли это будет возможно — это шаг в обратном направлении. Но эти противоречия повсеместны. Например, налоговая система конструировалась так, что чем технически выше сложность производства, чем выше уровень передела, тем больше с такого предприятия налогов взимают. Постоянный рост цен на бензин, на газ, на электричество. Реально условия создавались такие, чтобы шла перекачка средств из несырьевого сектора в сырьевой.

А почему не наоборот? Ведь разумно было бы воспользоваться докризисными тучными годами высоких доходов от экспорта энергоносителей, чтобы перераспределять их в пользу отраслей более высокого передела в рамках нормальной программы модернизации и диверсификации экономики. Как это осуществлялось в Южной Корее, в других странах, являющих успешный пример облагораживания производственной структуры.

— Надо было. И мы об этом многократно говорили. Но вот посмотрите на Набиуллину. Вы ей говорите про новую индустриализацию — так у нее взгляд стеклянный, ей скучно становится. От нее эти слова отлетают как мячик от стола. Или Кудрин, Чубайс и др. — эти люди отвечали, да и во многом и сейчас отвечают за принятие стратегических экономических решений. Они не понимают или им не интересна такая постановка вопроса.

Ну если они игнорируют программные высказывания сначала своего премьера, а теперь уже своего избранного президента, — это как раньше называлось? Непонимание «линии партии»? Саботаж? Вредительская деятельность?

— Фактически так. (Смеется.) Но мы же видим деградацию страны? Так вот: это результат их труда. Да, это все так и называется. И новая редакция Стратегии 2020 — это ужасно. Это программа демонтажа России. О развитии производства ни слова, зато предлагается иммиграцию сделать постоянной — не просто временно привлекать рабочую силу, а переселять ее сюда, фактически заменять народ другим народом. Это программа геноцида.

Обречены на тихую деградацию?
Вы правильно указали, что народ стал выходить на улицы. Однако это пока зашевелился лишь весьма избалованный городской средний класс. Можно ведь представить, какие будут последствия, если вступление России в ВТО действительно вызовет цепочку тех событий, о которых вы говорите. Мне кажется, что власти, пусть даже вынужденно, начнут искать пути, для того чтобы стабилизировать как-то социальную обстановку. А какие вообще остаются возможности после присоединения к ВТО компенсировать те потери, с которыми столкнутся, например, сельскохозяйственные производители, машиностроительные отрасли?

— Не надо обманываться на этот счет: компенсировать это невозможно. Правила ВТО, обязательства, которые наложили на Россию, они четко запрещают увеличивать дотацию селу, они гласят, что России можно тратить на поддержку села меньше, чем Швейцарии. Будете больше оказывать — заплатите штраф.

Но мы вроде пока и оговоренной квоты не выбираем.

— Неправда. Сегодня бюджет Минсельхоза составляет 4,4—4,5 миллиарда долларов. Но Россия тратит на поддержку сельского хозяйства еще примерно столько же через региональные бюджеты. А также поддержка оказывается через субсидирование железнодорожных перевозок, через удобрения, иногда через топливо — какие-то определенные программы есть. В целом получаются как раз те самые девять миллиардов, которые сейчас остаются разрешенными в рамках подписанного протокола о присоединении. А в течение семи лет надо будет эту цифру в два раза сократить. Поэтому фактически в два раза сократится поддержка сельского хозяйства до абсолютного уровня ниже, чем в Швейцарии (хотя у них население в 20 раз меньше). А если сравнивать с Китаем, США или Евросоюзом, то поддержка, нам разрешенная, в абсолютных масштабах окажется в десятки раз меньше, чем у них.

Компенсировать эти потери мы не сможем, потому что нам будет запрещено и защищать рынок, и поддерживать экономику финансово, через бюджет. В результате экономика просядет. Вы сказали про социальные потрясения. Я боюсь, что их может и не быть. Посмотрите на страны СНГ, из нашего окружения, включая Прибалтику, которые вступили в ВТО. Там не было каких-то серьезных потрясений.

В Латвии, говорят, уже две трети населения покинули страну.

— Ну где-то были беспорядки, «цветные революции» — в Киргизии, на Украине. Где-то их не было. Но везде произошла деградация. Везде ликвидирована промышленность, везде прошло сокращение населения. Процентов на тридцать. Это же ядерная война. Я думаю, во время ядерной войны Советский Союз сохранил бы даже больше населения и экономического потенциала.

Но это во многом за счет эмиграции произошло.

— Да, эмиграция, но это же тоже потери населения для страны.

А куда сто миллионов россиян эмигрируют — их же никто не примет в таком количестве?

— Ну не знаю. Пока на ура принимают наших людей и в Америке, и в Европе.

Это в основном высококвалифицированных и высокообразованных специалистов они привечают.

— Не только. Много наших людей там среди официантов, продавцов магазинов…

А зачем Европе наши рабочие или фермеры — у них безработица на высоком уровне, зачем им лишние конкуренты на рабочие места?

— Возможно, что и так. Но, с другой стороны, им надо уравновешивать эмиграцию из Африки, из стран Азии. Канада, например, говорит: наша территория может принять еще столько же населения, сколько у нас есть. Это вторая страна в мире по территории после России, поэтому там места еще полно.

В конце концов, не важно: примут — не примут. Я хочу сказать, что может пойти все по сценарию тихой деградации, как на Украине.

Ну еще не вечер. Даже на Украине.

— Хотелось бы, конечно, надеяться, что еще не вечер. Не хотелось бы, чтобы такое безропотное умирание произошло.

Нам их не обжулить
Если уйти от такого чересчур мрачного взгляда на вещи, есть ведь еще и такой момент: многие страны, которые уже являются членами ВТО, находят какие-то лазейки, которые продолжают сохраняться в рамках существующих договоренностей. Это широко известно. Есть возможность каких-то субсидий, льготных кредитов, связанных с новой техникой, новыми технологиями. Есть всевозможные санитарные кордоны, технические стандарты, экологические стандарты и т. д. Почему бы и нам не научиться это применять и использовать лазейки? Готовы мы применять такие меры?

— Мы не готовы. Да и вообще: подписывать договор и тут же готовиться на следующий день его нарушать и кого-то обжуливать — это несолидно, во-первых.

Да ладно, несолидно. А Китай, когда подписывал соглашение по ВТО, разве заранее не предполагал, что будет все эти ограничения обходить и нарушать? Это нормальная деловая хитрость.

— Во-вторых, видя наших чиновников, я сильно сомневаюсь. Они просто не поймут, зачем это надо, — обжуливать этих прекрасных американцев, которые детей их учат. Американцы только погрозят пальцем, дескать, нельзя утилизационный сбор на автомобили вводить в качестве защитных мер, адресованных отечественному автомобилестроению. Я думаю, он тут же слетит, через неделю.

Техническими стандартами и барьерами мы не сможем защититься, потому что западная техника отличается высоким уровнем. Сложно «мерседес» не пустить в Россию из-за того, что он не отвечает каким-то стандартам. Менее развитые страны не могут использовать эти методы против более высокоразвитых.

В-третьих, там же десятки тысяч высокооплачиваемых элитных юристов международного уровня, которые набили руку на тяжбах в рамках ВТО, которые создавали саму ВТО. Наших юристов они съедят на щелчок пальца. Поэтому рассуждения, что Россия сможет на равных судиться с Америкой, даже слышать смешно. Наши юристы против их — это как моська против слона.

Российские комбайны — из-за границы?
_ У меня есть ощущение, и не только у меня одного, что сама ВТО испытывает серьезный кризис. Это, конечно, связано не с самой организацией. Это связано с кризисом общей глобальной парадигмы экономического развития, с ее исчерпанностью. У нас на глазах происходит смена мировых экономических лидеров. И я не исключаю, что в самое ближайшее время мы столкнемся с новыми волнами протекционизма. Собственно, мы это уже видим во многом. Иммануил Валлерстайн во время своей московской лекции в 2005 году сказал: «ВТО мертва». По его представлениям, этой организации осталось жить недолго. Смотрите, сколько идет Дохийский раунд — более десяти лет, и пока не видно никаких перспектив его завершения новыми договоренностями.

Тогда тем более странно: зачем мы стремимся забежать в последний вагон поезда, который идет к обрыву? Это с одной стороны. А с другой стороны, может, и паниковать особо не стоит, просто скоро вся эта система пойдет вразнос, и все начнут тотально нарушать правила игры, пойдет война протекционизмов.

— Я много общаюсь с зарубежными коллегами — там ВТО не пользуется каким-то серьезным влиянием и авторитетом. Там все определяют двухсторонние договоренности, все отношения выстраиваются на двухсторонней основе. Это у нас считается, что ВТО — могущественная международная организация. А там она вовсе не такая респектабельная и действительно умирающая. Развивающиеся страны все больше и больше возмущаются, что условия неравны. Дохийский раунд и есть спор между развитыми странами и развивающимися.

Да, ВТО умирает. Но если мы сейчас в нее вступим, нанесем удар по своей экономике, и потом, когда пойдет война протекционизмов, постараемся что-то восстанавливать… Вы знаете, в современном мире удержать какую-то отрасль на плаву, сохранить производство — это очень непростая задача для государства. А если отрасль убита, потом ее возродить — ну это почти неподъемная задача.

Ну у вас-то как раз просто феноменальные успехи в том, что касается вашего производства. У меня было уже ощущение в середине 90-х годов, что наше сельхозмашиностроение убито совсем.

— Но мы не создавали заново — мы сохранили то, что еще можно было сохранить. Я уже говорил, что было пять комбайновых заводов, а остался один. И сейчас вступление в ВТО нанесет окончательный удар по последнему нашему заводу.

Но вы же какую-то уникальную модель комбайна запустили — «Торум», — не имеющую аналогов в мире. Говорят, лучший по всем параметрам.

— Эта модель очень конкурентоспособна. Вполне достойная машина на уровне лучших мировых образцов. Не более того. Нет там какого-то космического превосходства.

Внешне этот комбайн похож на космическую технику. Нетипичная сельскохозяйственная машина.

— Спасибо, конечно. Но если взять иностранные комбайны, то сравнимо. Наша более красивая, конечно. Но и их модели достойно выглядят.

Однако я вижу такую перспективу, что удар от вступления в ВТО будет настолько сильным, что Россия может лишиться и «Ростсельмаша». А если будет распущен коллектив, то через три года его уже больше не соберешь. Даже если к тому времени мы из ВТО выйдем.

То есть для вас это будет означать де-факто, что если и продолжать выпускать эти комбайны, то выпускать их уже в какой-то другой стране.

— Да, мы так с тракторами поступили. Мы тракторы производим в Канаде. Потом везем сюда. Это нам выгодно, и даже никаких мыслей не возникает здесь их производить. Потому что здесь все дороже, налоги выше, чиновники дурнее и т. д.

Я как-то слышал из ваших уст, что там даже электроэнергия в разы дешевле обходится.

— В два раза. Хотя мы и считаемся энергетической сверхдержавой.

Поэтому перспектива наша — будем заказывать где-то за границей комбайны, будем говорить, в какие цвета их покрасить, писать «Ростсельмаш» и здесь их под нашей маркой продавать. Вполне реальный шаг, и он может через годик оказаться экономически эффективным — более эффективным, чем здесь производить

Объединяющий фактор
То есть фактически для российской экономики это будет означать еще большую деградацию ее структуры, мы лишимся целого ряда отраслей, которых и так уже гораздо меньше по сравнению с Советским Союзом, по-видимому, лишимся наиболее наукоемких и трудоемких производств…

— Чем более высокого передела отрасль, тем больнее по ней бьет вступление в ВТО. Наши переговорщики, ответственные за вступление в ВТО, постарались оградить как-то сырьевые отрасли, банковский сектор, страховой в какой-то степени, а то, что касается высокого передела, оказалось вне их внимания.

Но несколько лет назад я от страховщиков слышал, что они очень боятся вступления в ВТО, так как просто не выдержат конкуренции с западными гигантами.

— Конечно, и им, и банковскому сектору, и металлургам — им всем это тоже невыгодно, просто им несколько полегче, чем машиностроителям, вот и вся разница.

А как профсоюзы сейчас реагируют на данную проблему? Что-то не слышно их веского слова.

— Почему же? Когда мы в Торгово-промышленной палате РФ проводили собрание по созданию инициативной группы по проведению референдума, там были представители десятка серьезных отраслевых профсоюзов: и авиастроительного, и пищевого, кожевенного, производителей нефтегазового оборудования и других. То есть они тоже включились в борьбу.

Получается, что протест против вступления в ВТО выступает солидаризирующим фактором. Мы обычно говорим, что у нас общество расколото, собственники бизнеса и наемные работники не имеют общих интересов. А здесь как раз то поле, где эти общие интересы обозначены четко.

— Да, это так, просто протест еще не вылился в достаточно мощное движение. Но зачатки есть.

Тут я вам должен сказать, что приступать к созданию этого движения надо было, конечно, раньше. Что-то такое вообще есть в русском характере, мы все думаем: а вдруг пронесет. Восемнадцать лет вступали, ну и еще, может быть, столько же будем вступать. Поэтому вовремя эти силы не собрались, чтобы на сегодня представлять из себя энергичный кулак, который способен был бы защищать эти общие интересы.

— Россия до сих пор находится в таком шоке после развала Советского Союза. Мы до сих пор не вышли из полуобморочного состояния. Надеюсь, что вопрос о вступлении в ВТО поможет осознать наши общие интересы.

Повлиять на мозг
Тогда последний сюжет нашей беседы — касательно референдума. Насколько я понимаю, даже при лучшем раскладе самые ранние сроки проведения референдума могли бы быть такими, что он состоялся бы уже после решения о ратификации наших соглашений в высшем законодательном органе.

— Да, в лучшем случае это мог бы быть конец осени.

Но ведь до 1 июля наш парламент должен принять решение по ратификации. Какой же тогда смысл в референдуме?

— Главный смысл этого начинания — привлечь широкое внимание к проблеме. Это и публичные высказывания, и пикеты, и митинги. Мы имели в виду инициировать волну по всей стране. В надежде на то, что это могло бы повлиять на мозг руководителей и законодателей.

Вообще-то депутаты в этих сложных условиях, когда и выборы прошли непросто, показав, что надо бороться за доверие народа, должны осознать судьбоносность такого шага. Последняя роспись... и можно изменить судьбу страны. Есть надежда, что аргументы будут услышаны.

— Надежда есть.

http://www.odnako.org/magazine/material/show_17782/