Хель
27.08.2009, 13:30
Илейн сидела на спинке лавочки. Вообще-то она знала, что сидеть на спинках лавочек не очень-то правильно, но к сожалению, до нее так много людей это проделывало, что сесть на сиденье, не запачкавшись, было уже невозможно.
Подняв глаза от одинокой запоздалой ромашки, она увидела медленно идущего человека — высокого, темноволосого, молодого. С отстраненным лицом. Идущего в никуда.
Илейн быстро перебрала варианты, всматриваясь в него. И выбрала ребенка. Обернувшись девочкой лет семи, побежала вслед, схватилась за руку.
— Дяденька!
Он обернулся, опустошенные глаза — пустыня — холод обрели некую жизнь.
— Чего тебе?
Осторожно высвободил свою руку из детских пальцев. Илейн смотрела ему в глаза с детской прозрачной смелостью.
— Я потерялась. Отведите меня домой, пожалуйста.
Он слегка растерялся. Илейн отчетливо увидела мелькнувшую мысль: отказаться. Но она все правильно придумала. Не отказался.
— А ты знаешь, где живешь?
Присел на корточки, чтоб было удобнее.
— Знаю. — Девочка улыбнулась. Назвала адрес — отчеканила с уверенностью ребенка, которого заставили этот адрес зазубрить. Подняла подбородок повыше.
Парень невольно улыбнулся в ответ. Вот и первая удача — ей удалось его насмешить.
Илейн с детской непосредственностью вновь ухватилась за пальцы парня, когда он встал на ноги, и они пошли. Она что-то щебетала, то уморительно-серьезная и важная, то живая и любопытная, он поначалу молчал и улыбался, а потом тоже начал говорить...
Потом Илейн потащила его смотреть на куст цветочков, потом уговорила набрать ей букет разных пожелтевших листьев, а потом он взял ее на руки, потому что она устала.
Илейн расспрашивала его о чем-то, и слушала серьезно, сидя на его плечах и запустив пальчики в волосы.
Доверия и живости. Вот этого ему не хватало. Чувствовать себя нужным, верить в чистоту намерений того, с кем рядом...
Все у него будет.
В порыве нежности Илейн закрыла ему глаза ладошками и чуть не упала, парень поймал ее и удивленно спросил:
— Ты чего?
— Ты хороший! — С убежденностью на грани фанатизма, счастливо произнесла Илейн и обхватила его ручками.
Он засмеялся. Девочка почувствовала, что он удивлен, смущен, отрицает почти, но ему хорошо. Его согрело...
— Откуда тебе знать?
— Оттуда! — Илейн важно коснулась пальчиком лобика.
Он провожал ее куда дольше, чем требовалось чтоб просто дойти до указанного ею адреса. Илейн старалась напоить его свежестью и чистой радостью до предела. Чтоб выдержал...
Она открыла дверь своим ключом, важно сказав что родителей нету дома.
— Они и не знают, что я потерялась! — Гордо сказала девочка, скорчив гримаску.
Конечно же, он не выдержал и прочитал лекцию о том, как следует себя вести маленькой девочке.
— А ты обещай тоже себя беречь. — Серьезно сказала Илейн.
— Обещаю. — Уголком губ улыбнулся парень. — Кстати, как тебя зовут?
— Светлячок.
— Светлана?
— Светлячок!
Ее и правда звали Светлячок. Все, кто звал. Имя Илейн она придумала себе сама, слишком уж тоскливо было без имени. А на самом деле была светлячком...
Не все ангелы имеют большое дарование, не все могут творить добро в огромных количествах, создавать новые вселенные или хотя бы быть хранителями.
Некоторые — слабенькие и незначительные. Таких называют светлячками. Имен у них нет. Они живут среди людей и стараются делать хорошее.
Ангельского дара Илейн не хватало на что-то серьезное. Но она старалась хоть легкими прикосновениями менять судьбы — не силой, так чистотой души...
Пожертвовать собой, защитить, осветить — не в этом ли смысл жизни любого ангела? Даже незаметного светлячка...
Темнело. И Илейн приняла облик высокого, ладного парня — чтоб меньше неприятностей было — и поехала на другой конец города.
В маршрутке она увидела грустную, очень грустную девушку с русыми, заплетенными в косу волосами. Илейн почувствовала приближение к ней какой-то темной тяжести. Неприятности... тяжелый период в жизни. Отвлечься на нее светлячок не могла — тот, к кому она ехала, нуждался в помощи куда сильнее...
Илейн сняла с шеи хрустальный кулон. Прозрачный горный хрусталь имел неровные, асимметричные грани, но в его чистоте жила капля незримого света. Кулон вместе с Илейн побывал на небе и был напитан теплой, освежающей силой.
Темноволосый, ладный парень подошел к грустной девушке.
— У меня для вас кое-что есть.
Серебряная цепочка вместе в кулоном скользнула в ладонь девушки.
— Вы уверены, что это хорошая идея? — Та вскинулась удивленно, но поймала взгляд глубоких, спокойных, лучистых глаз парня. Глаз Илейн.
— Уверен. Возьмите и носите не снимая. И верьте: все будет хорошо.
Илейн поцеловала тонкие пальцы девушки.
Та смотрела на парня потрясенно, но кулон уже крепко сжала в руках.
— Кто вы?
Илейн тепло и уверенно улыбнулась ей на прощание и вышла.
Она не снимала обличье парня до самого подъезда.
В подъезде были разбиты окна, пахло окурками и вообще противно.
Луна светила бледными косыми лучами на лестницы и лестничные клетки.
Светлячок остановилась в их свете и перевоплотилась в девушку.
Это обличье было более всех ей близко. Невысокая и тонкая, с пушистыми темными волосами, большими глазами на бледном личике, пухлыми, но бледными губами. Симпатичная — но не более того. Почти что и незаметная в толпе. Легкая, одухотворенная.
Илейн поднялась еще на один пролет и постучалась в дверь.
Быстрые шаги. Открыли без вопросов.
Парень. Не слишком высокий, но куда выше Илейн. Чуть восточные черты, шрам у глаза. Искаженное лицо — такое бывает у тех, кто срывается в безумие. Разбитые в кровь, сжатые руки.
Увидев девушку, он чуть успокоился и смягчился.
Он был из тех, кто забывает себя ради других.
Не стал спрашивать, знакомы ли. Память хорошая. Не знакомы. Впустил и закрыл дверь.
Прокачанный. Сильный. Не мальчик уже — за тридцать... Бледный почти что в синь, белый. Илейн знала отчего. Он только недавно пришел. Пришел, полный боли и ярости. Молчаливо травился ядом своей боли, бил кулаками в стену — заглушить ее...
Илейн знала.
Его звали Наиль.
И похожего на него светлячку не доводилось встречать. Вот кто был бы сильным ангелом... Но родился человеком... Спасал женщин. Отбивал у насильников. Вырывал из рук садистов от психологии и ублюдков от гипноза. Помогал. Был и психологом — полуофициально...
Знал бы кто его кошмары...
Отдавал себя, рвал душу в клочья. Каждый день — спасая, пытаясь помочь, убивая себя.
И не только себя. За поруганных, за изломанных — мстил. Иногда страшно. Все же человек, не ангел. Человеку непросто выдержать такой напор боли и ужаса, который принимал на себя он...
Светлячок вообще не понимала, как выдерживал.
Поил кровью своей. И не только в переносном смысле.
— Что случилось? — Спросил спокойно, ни следа рвущей самую суть муки на лице.
— Ничего. — Илейн подошла близко, заглянула в глаза. — Я пришла помочь тебе.
— Не нужно. — Улыбнулся чуть заметно.
— Нужно...
Ушли в полупустую комнату, и светлячок остановилась посередине, посмотрела спокойно и светло, передавая душу взглядом. Ей всегда верили. Она не умела лгать.
— Веришь мне?
— Верю. — Растерянно.
Надрезала вены выше запястий — неглубоко. Так, чтоб кровь потекла в подставленные ладони.
— Пей.
Вздрогнул. Сам так делал. Не понимает. Но чувствует, чувствует глубоко как зверь... И идет.
Пьет кровь из недрогнувших тонких ладошек.
Глубокий символ, понятный двоим.
Илейн провела руками по порезам, останавливая уже и так почти свернувшуюся кровь. Вытерла ладони об джинсы. Положила прохладные руки на горячий лоб Наиля.
— Я буду с тобой. Я буду с тобой до утра. Я заберу часть твоей тяжести. Напейся меня — и стань свободней...
Обняла прижалась, как-то оказались на полу... Обхватывала ладонями его виски, баюкала как малое дитя, уже не контролируя, не думая, в потоке целительного, хотя и бессмысленного бреда... Вслепую гладила лицо, плечи, разбитые к кровь пальцы.
Он то ли плакал, то ли рычал тихо, ломаемый напряжением, а она впитывала в себя, забирала темень, отчаяние, ненависть, застарелую боль, тяжкий бред, безумие, кошмары...
И его начало отпускать...
Напряжение разрядилось в высшей точке и сменилось очищением, и Илейн прижалась к нему крепко-крепко, стремясь напоить своей хрупкостью, жертвенностью, своей силой — пережившая это и все же чистая и целая.
Свет в их окне горел до утра.
Они сидели обнявшись.
Наиль рассказывал... рассказывал. То взахлеб, то молчал подолгу. Светлячок, усталая и счастливая, почти не говорила, но это не было нужно — оба знали, что близость их теснее братской, теснее любовной, теснее чем близость между родителями и ребенком, и они не могут не слышать друг друга.
Близость эта кратка, ее можно установить лишь символами, глубоким чутьем на грани потери себя... Но она очищает, как горный водопад.
Утром он заснул. И он улыбался. Слабо улыбался во сне.
Илейн знала, что это — впервые за очень долгое время.
И знала, что он поймет.
И ушла, не дожидаясь его побуждения, поцеловав на прощание в лоб и в закрытые глаза.
У нее получилось.
Светлячок пришла пешком в парк, села на спинку лавочки и обняла себя за плечи.
Она безумно устала.
Но это того стоило.
Ему долго не будут сниться кошмары. Его душа спокойна, и безумие почти уничтожено. Все хорошо пока...
Услышала крик.
Только рассвело ведь. Часов пять утра, если не меньше...
Сорвалась с лавочки в прыжке, приняв образ Наиля по наитию и лишь уже в беге изменив его немного на другое...
Трое и девушка. Сжатые пальцы на тонком локте. Удар.
Светлячок врезалась в них сильным мужским телом, раскидала точными ударами — не убивать. Не убить. Один, потеряв сознание, отлетел, другому сломала стопу, третьему нос. Затем пришлось и руку — носом не успокоился.
Илейн обернулась к застывшей девушке, сказала спокойно:
— Иди отсюда.
Девушка кивнула чуть судорожно, побежала.
Светлячок отошла в сторону. Двое: со сломанной рукой и стопой — оценили ситуацию. Один не может ходить, другой уже вряд ли сможет драться. Сделали правильные выводы и торопливо, оборачиваясь зло и тревожно, ретировались.
Один лежал на краю асфальтированной аллеи.
Илейн подошла к нему, на ходу трансформировавшись в девушку, провела ладошкой над лицом, читая...
Заплакала.
Бывают и такие люди... Хотя, возможно, еще не все потеряно.
Вообще-то вмешательство в человеческую судьбу светлячок не приветствовала. Но здесь иного выхода просто не было, если хотела спасти человеческое в этом щуплом, жилистом парне с грубыми и неприятными чертами.
Илейн подобрала человека, встреча с которым может изменить его и не навредит самому благодетелю. Свела их судьбы вместе. На это ушли почти все ее силы.
Светлячок пришла домой. Ангелы не спят, но отдых им все же нужен...
И Илейн сидела у окна, смотрела в бледное утреннее небо. Начался дождь, капли воды заплакали стекло...
Светлячок читала стихи, свернувшись комочком в кресле. А потом просто замерла в трансе, вслепую глядя на страницы...
Услышала душевный крик: где-то далеко. Где-то... выше, чем должно быть.
Перевоплотилась в невидимку с крыльями, вышагнула из окна, тугой воздух толкнул под основание крыльев, летела...
Крыша. Крыша девятиэтажки и девушка на ней. Некрасивая девушка. Некрасивая до безобразности, наверное: худая и высокая, сгорбленная, с торчащими локтями и лопатками, увеличенными суставами. Не просто нескладная: скорее больная.
Илейн понятливо кивнула, перевоплощаясь у нее за спиной в знакомого парня. Знакомого высокого, нескладного парня, почти слепого, некрасивого. Без одной руки.
Это было на грани лжи: перевоплощение и выступление от лица другого человека. Но светлячки обладают даром перевоплощения с вживанием, почти зеркальностью — все так же, как если бы этот парень оказался на крыше. Илейн не собиралась говорить или делать что-то, чего не сказал и не сделал бы он.
— Тоже прыгнуть хочешь? — Спросила Илейн.
Девушка обернулась, вздрогнув.
— Ты кто?
— Давай, что ли, вместе прыгать?
Она недоверчиво смотрела.
Илейн взобралась на парапет и стояла, покачиваясь.
— Ты-то чего?
— Слепой урод, с изуродованным обрубком вместо руки? А ты чего?
Она повела плечом, поморщилась.
— Давай побудем вместе. — Предложила Илейн. — Можем вместе прыгнуть. А можем посидеть... Так как прыгнуть еще успеем, я склонен выбрать второе.
Они присели на гравий, которым усеяна была крыша. Она поерзала — казалось, ей неудобно в своем неловком, похожем на мешок с костями, теле.
Долго молчали... О чем-то спросила. Илейн ответила. Спросила в ответ. Девушка рассказывала мрачно, глядя под ноги с узкими длинными ступнями. О чем-то говорили — спокойно, отстраненно. Илейн попросила ее разуться. Провела пальцем здоровой руки по ступне собеседницы. Было какое-то своеобразное изящество в них...
Светлячок умела видеть красоту даже в очень некрасивых людях, поэтому не доверяла себе в этом плане. Но сейчас она действовала и ощущала как Леша... Так может и симпатия — его?..
Через несколько часов они спустились с крыши. Илейн долго ломала голову как бы организовать их встречу с Лешей и стоит ли. Решила что стоит. Нельзя терять даже малого шанса. Эти двое могут помочь друг другу выжить.
Пришла к Леше ночью. Сдула с его лба какой-то жаркий кошмар, положила ладошку полупрозрачную, вшила в его сон образ нескладной худой девушки на крыше.
Это его сон. Как она будет действовать — его дело. Но при встрече узнает ее.
А уж организовать случайную встречу двум людям светлячок сумеет.
До вечера Илейн успела побывать в детском онкологическом. Там ее знакомый ангел — настоящий ангел, хранитель — терял подопечную...
А еще там было много детишек, растерянных, истерзанных страхом, порою и непонятным-то... ложью родителей и врачей.
Илейн приходила туда с кукольным театром или с флейтой. Иногда играла для них смешные и добрые сказки, иногда играла на флейте.
Немножко, капельку, рассказывала про рай...
Пришла домой вечером. Села в кресло, обхватив колени, обняв плюшевого медведя. Медведя звали Женя... Расплакалась вдруг, закрыв лицо руками, с ощущением какой-то смертельной тоски, глубокой неполноценности бытия своего...
Отчего же так слаба?..
Зажгла свечу, поставила на столе, сидела в освещенном круге света... Колеблющемся, непостоянном...
И лицо ее было таким же изменчивым — в бликах и трепете света меняло выражения и даже черты...
Слезы вновь потекли по щекам.
— Как трудно быть ангелом, когда почти ничего не можешь сделать... все мало, так мало... почти бессильна. Скольким людям нужна помощь... Как бы я хотела пожертвовать собой и просто умереть, чтобы хотя б несколько из них были счастливы...
Но это слишком просто. Немногим так везет — изменить мир своей смертью к лучшему... Избранным. Остальным приходится менять жизнью. А это тяжелее... Наиль... почти бесконечная смерть, раз за разом вырывая сердце из груди...
Как хотелось бы чтоб все было проще...
Илейн покачала головой, ища в глубинах души смирение. Стерла с лица слезы, притихла. Искала в себе силы быть...
— Как ангелы хрупки... — Поколебавшись, все же промолвила вслух Илейн. — Многие ангелы-хранители не приходят в больницу к смертельно больным. Боли не выдерживают... И я хрупка. Душа гнется на грани слома, и я узнала что такое одиночество... И когда не с кем поговорить... Сгораю от каждой смерти, от каждой неудачи... И падение в бездну безумия, из которой вытащила Наиля, не так уж далеко. Ангелы хрупки... — Илейн подняла глаза, ища ответа. — Почему? Нам самим хранитель бы не помешал... Мне точно... Наверное, я устаю.
Светлячок ощутила свою вину. Не так уж много она делает, чтоб уставать... Устает скорее от невозможности помочь стольким, скольким хотелось бы. От бессилия. А это усталость ложная, лживая. Неправильная.
Но значит и боль ее — неправильная? Ложная?
А как может вообще боль быть неправильной и ложной?
Неощутимый голос пришел из темноты. «Тебе кажется. Тебе кажется что ты слаба — ты сильная. Черпай в душе глубины силы и тепла. Тебе не дано иметь защитника. Ты всегда будешь одна. Храни себя сама, светлячок. Так должно быть...»
Илейн кивнула задумчиво.
— Спасибо...
Непохожие друг на друга дни и люди...
Дети. Взрослые. Старики.
Несчастные по разному: кто-то нелепостью, кто-то смертельной раной в душе... И среди многих — одна слабенькая целительница.
Отдавать себя другим — большое счастье, если можешь помочь этим...
Настоящее счастье — видеть как зажигается свет в глазах, как просыпается здоровой и недоумевающей спящая, израненная душа...
Счастье с вкраплениями неудач...
Смирение — великая добродетель.
Только оно может совладать с болью от собственного бессилия и недостаточности. С тем что нельзя помочь всем.
— Ты хочешь помочь людям? — Спросил глубокий мягкий голос за спиной.
Илейн не встала с кресла, не отложила книги — липкая усталость растекалась под кожей. Да и не приняты между ангелами церемонии. Но мурашки пробежали по основанию шеи, в волосы...
— Хочу.
Архангел обошел кресло, мимолетно и ласково взъерошив короткие волосы светлячка, присел перед ней на корточки.
— У тебя есть имя?
— Илейн.
— Маленький светлячок... Илейн. — В его глазах было много тепла и света. — Я хочу тебе кое-что предложить.
Он начал рассказывать о чем-то, что делали высшие, настоящие ангелы — настоящие дела, настоящая помощь... многим, и серьезная. А суть заключалась в том, что им надо было куда-то деть скорби и боль человеческую...
— Я возьму. — Илейн тонко улыбнулась. В душе возликовала: вот он, шанс действительно помочь.
— Ты умрешь. — Серьезно сказал архангел, внимательно глядя ей в лицо. — Ты не выпьешь столько до дна.
Светлячок улыбнулась снова.
— Ты умрешь окончательно. Навсегда. Этого боятся даже ангелы.
Иные грани, темная бесконечность, что-то запредельное и несуществующее на мгновение взглянуло на Илейн. Светлячок кивнула.
— И ты не должна закричать. — Предупредил архангел. — Если закричишь, все зря.
— Только кричать нельзя? — Уточнила Илейн.
— Только кричать. Если сможешь что-то друое выговорить...
— Спасибо. — Светлячок встала и низко поклонилась архангелу. — Это доверие — большая честь. Я счастлива.... правда счастлива.
Она тепло улыбнулась. Архангел кончиками длинных пальцев погладил ее бледную щеку. И передал деревянную шкатулку...
Илейн подождала, пока он исчезнет, снова забралась с ногами в кресло.
Это все равно не поможет всему человечеству... но осчастливить всех и нельзя. Зато поможет многим. Ее мечты сбылись?
Светлячок подняла лицо вверх и улыбнулась.
Открыла шкатулку.
Умирала...
Выжигающая вены боль разорвала все внутри, проходила сквозь ее тело потоком, обрывая и сметая все, что что было живого, и тело, и душу, и разум. Выворачивая наизнанку. Рухнула на Илейн темнота — отказало зрение, слух, все сломалось. Леденящая и дробящая мука медленно выдавливала из нее жизнь...
Какое там кричать — от нечеловеческой муки светлячок и губ разомкнуть не могла. Боль и отчаяние, чудовищная скорбь запечатали рот.
Не может быть в мире такой муки...
Илейн опрокинулась, еще живая, но уже чудом, ни одной целой кости, кровь из нос и рта, кошмарная боль в теле, нетронутом внешне, отчаянно рвущаяся из тенет муки, развоплощающаяся душа...
И улыбнулась. Хотела засмеяться, но не могла. Хотела сказать что счастлива — но губы свело. Улыбнулась...
Умерла.
Подняв глаза от одинокой запоздалой ромашки, она увидела медленно идущего человека — высокого, темноволосого, молодого. С отстраненным лицом. Идущего в никуда.
Илейн быстро перебрала варианты, всматриваясь в него. И выбрала ребенка. Обернувшись девочкой лет семи, побежала вслед, схватилась за руку.
— Дяденька!
Он обернулся, опустошенные глаза — пустыня — холод обрели некую жизнь.
— Чего тебе?
Осторожно высвободил свою руку из детских пальцев. Илейн смотрела ему в глаза с детской прозрачной смелостью.
— Я потерялась. Отведите меня домой, пожалуйста.
Он слегка растерялся. Илейн отчетливо увидела мелькнувшую мысль: отказаться. Но она все правильно придумала. Не отказался.
— А ты знаешь, где живешь?
Присел на корточки, чтоб было удобнее.
— Знаю. — Девочка улыбнулась. Назвала адрес — отчеканила с уверенностью ребенка, которого заставили этот адрес зазубрить. Подняла подбородок повыше.
Парень невольно улыбнулся в ответ. Вот и первая удача — ей удалось его насмешить.
Илейн с детской непосредственностью вновь ухватилась за пальцы парня, когда он встал на ноги, и они пошли. Она что-то щебетала, то уморительно-серьезная и важная, то живая и любопытная, он поначалу молчал и улыбался, а потом тоже начал говорить...
Потом Илейн потащила его смотреть на куст цветочков, потом уговорила набрать ей букет разных пожелтевших листьев, а потом он взял ее на руки, потому что она устала.
Илейн расспрашивала его о чем-то, и слушала серьезно, сидя на его плечах и запустив пальчики в волосы.
Доверия и живости. Вот этого ему не хватало. Чувствовать себя нужным, верить в чистоту намерений того, с кем рядом...
Все у него будет.
В порыве нежности Илейн закрыла ему глаза ладошками и чуть не упала, парень поймал ее и удивленно спросил:
— Ты чего?
— Ты хороший! — С убежденностью на грани фанатизма, счастливо произнесла Илейн и обхватила его ручками.
Он засмеялся. Девочка почувствовала, что он удивлен, смущен, отрицает почти, но ему хорошо. Его согрело...
— Откуда тебе знать?
— Оттуда! — Илейн важно коснулась пальчиком лобика.
Он провожал ее куда дольше, чем требовалось чтоб просто дойти до указанного ею адреса. Илейн старалась напоить его свежестью и чистой радостью до предела. Чтоб выдержал...
Она открыла дверь своим ключом, важно сказав что родителей нету дома.
— Они и не знают, что я потерялась! — Гордо сказала девочка, скорчив гримаску.
Конечно же, он не выдержал и прочитал лекцию о том, как следует себя вести маленькой девочке.
— А ты обещай тоже себя беречь. — Серьезно сказала Илейн.
— Обещаю. — Уголком губ улыбнулся парень. — Кстати, как тебя зовут?
— Светлячок.
— Светлана?
— Светлячок!
Ее и правда звали Светлячок. Все, кто звал. Имя Илейн она придумала себе сама, слишком уж тоскливо было без имени. А на самом деле была светлячком...
Не все ангелы имеют большое дарование, не все могут творить добро в огромных количествах, создавать новые вселенные или хотя бы быть хранителями.
Некоторые — слабенькие и незначительные. Таких называют светлячками. Имен у них нет. Они живут среди людей и стараются делать хорошее.
Ангельского дара Илейн не хватало на что-то серьезное. Но она старалась хоть легкими прикосновениями менять судьбы — не силой, так чистотой души...
Пожертвовать собой, защитить, осветить — не в этом ли смысл жизни любого ангела? Даже незаметного светлячка...
Темнело. И Илейн приняла облик высокого, ладного парня — чтоб меньше неприятностей было — и поехала на другой конец города.
В маршрутке она увидела грустную, очень грустную девушку с русыми, заплетенными в косу волосами. Илейн почувствовала приближение к ней какой-то темной тяжести. Неприятности... тяжелый период в жизни. Отвлечься на нее светлячок не могла — тот, к кому она ехала, нуждался в помощи куда сильнее...
Илейн сняла с шеи хрустальный кулон. Прозрачный горный хрусталь имел неровные, асимметричные грани, но в его чистоте жила капля незримого света. Кулон вместе с Илейн побывал на небе и был напитан теплой, освежающей силой.
Темноволосый, ладный парень подошел к грустной девушке.
— У меня для вас кое-что есть.
Серебряная цепочка вместе в кулоном скользнула в ладонь девушки.
— Вы уверены, что это хорошая идея? — Та вскинулась удивленно, но поймала взгляд глубоких, спокойных, лучистых глаз парня. Глаз Илейн.
— Уверен. Возьмите и носите не снимая. И верьте: все будет хорошо.
Илейн поцеловала тонкие пальцы девушки.
Та смотрела на парня потрясенно, но кулон уже крепко сжала в руках.
— Кто вы?
Илейн тепло и уверенно улыбнулась ей на прощание и вышла.
Она не снимала обличье парня до самого подъезда.
В подъезде были разбиты окна, пахло окурками и вообще противно.
Луна светила бледными косыми лучами на лестницы и лестничные клетки.
Светлячок остановилась в их свете и перевоплотилась в девушку.
Это обличье было более всех ей близко. Невысокая и тонкая, с пушистыми темными волосами, большими глазами на бледном личике, пухлыми, но бледными губами. Симпатичная — но не более того. Почти что и незаметная в толпе. Легкая, одухотворенная.
Илейн поднялась еще на один пролет и постучалась в дверь.
Быстрые шаги. Открыли без вопросов.
Парень. Не слишком высокий, но куда выше Илейн. Чуть восточные черты, шрам у глаза. Искаженное лицо — такое бывает у тех, кто срывается в безумие. Разбитые в кровь, сжатые руки.
Увидев девушку, он чуть успокоился и смягчился.
Он был из тех, кто забывает себя ради других.
Не стал спрашивать, знакомы ли. Память хорошая. Не знакомы. Впустил и закрыл дверь.
Прокачанный. Сильный. Не мальчик уже — за тридцать... Бледный почти что в синь, белый. Илейн знала отчего. Он только недавно пришел. Пришел, полный боли и ярости. Молчаливо травился ядом своей боли, бил кулаками в стену — заглушить ее...
Илейн знала.
Его звали Наиль.
И похожего на него светлячку не доводилось встречать. Вот кто был бы сильным ангелом... Но родился человеком... Спасал женщин. Отбивал у насильников. Вырывал из рук садистов от психологии и ублюдков от гипноза. Помогал. Был и психологом — полуофициально...
Знал бы кто его кошмары...
Отдавал себя, рвал душу в клочья. Каждый день — спасая, пытаясь помочь, убивая себя.
И не только себя. За поруганных, за изломанных — мстил. Иногда страшно. Все же человек, не ангел. Человеку непросто выдержать такой напор боли и ужаса, который принимал на себя он...
Светлячок вообще не понимала, как выдерживал.
Поил кровью своей. И не только в переносном смысле.
— Что случилось? — Спросил спокойно, ни следа рвущей самую суть муки на лице.
— Ничего. — Илейн подошла близко, заглянула в глаза. — Я пришла помочь тебе.
— Не нужно. — Улыбнулся чуть заметно.
— Нужно...
Ушли в полупустую комнату, и светлячок остановилась посередине, посмотрела спокойно и светло, передавая душу взглядом. Ей всегда верили. Она не умела лгать.
— Веришь мне?
— Верю. — Растерянно.
Надрезала вены выше запястий — неглубоко. Так, чтоб кровь потекла в подставленные ладони.
— Пей.
Вздрогнул. Сам так делал. Не понимает. Но чувствует, чувствует глубоко как зверь... И идет.
Пьет кровь из недрогнувших тонких ладошек.
Глубокий символ, понятный двоим.
Илейн провела руками по порезам, останавливая уже и так почти свернувшуюся кровь. Вытерла ладони об джинсы. Положила прохладные руки на горячий лоб Наиля.
— Я буду с тобой. Я буду с тобой до утра. Я заберу часть твоей тяжести. Напейся меня — и стань свободней...
Обняла прижалась, как-то оказались на полу... Обхватывала ладонями его виски, баюкала как малое дитя, уже не контролируя, не думая, в потоке целительного, хотя и бессмысленного бреда... Вслепую гладила лицо, плечи, разбитые к кровь пальцы.
Он то ли плакал, то ли рычал тихо, ломаемый напряжением, а она впитывала в себя, забирала темень, отчаяние, ненависть, застарелую боль, тяжкий бред, безумие, кошмары...
И его начало отпускать...
Напряжение разрядилось в высшей точке и сменилось очищением, и Илейн прижалась к нему крепко-крепко, стремясь напоить своей хрупкостью, жертвенностью, своей силой — пережившая это и все же чистая и целая.
Свет в их окне горел до утра.
Они сидели обнявшись.
Наиль рассказывал... рассказывал. То взахлеб, то молчал подолгу. Светлячок, усталая и счастливая, почти не говорила, но это не было нужно — оба знали, что близость их теснее братской, теснее любовной, теснее чем близость между родителями и ребенком, и они не могут не слышать друг друга.
Близость эта кратка, ее можно установить лишь символами, глубоким чутьем на грани потери себя... Но она очищает, как горный водопад.
Утром он заснул. И он улыбался. Слабо улыбался во сне.
Илейн знала, что это — впервые за очень долгое время.
И знала, что он поймет.
И ушла, не дожидаясь его побуждения, поцеловав на прощание в лоб и в закрытые глаза.
У нее получилось.
Светлячок пришла пешком в парк, села на спинку лавочки и обняла себя за плечи.
Она безумно устала.
Но это того стоило.
Ему долго не будут сниться кошмары. Его душа спокойна, и безумие почти уничтожено. Все хорошо пока...
Услышала крик.
Только рассвело ведь. Часов пять утра, если не меньше...
Сорвалась с лавочки в прыжке, приняв образ Наиля по наитию и лишь уже в беге изменив его немного на другое...
Трое и девушка. Сжатые пальцы на тонком локте. Удар.
Светлячок врезалась в них сильным мужским телом, раскидала точными ударами — не убивать. Не убить. Один, потеряв сознание, отлетел, другому сломала стопу, третьему нос. Затем пришлось и руку — носом не успокоился.
Илейн обернулась к застывшей девушке, сказала спокойно:
— Иди отсюда.
Девушка кивнула чуть судорожно, побежала.
Светлячок отошла в сторону. Двое: со сломанной рукой и стопой — оценили ситуацию. Один не может ходить, другой уже вряд ли сможет драться. Сделали правильные выводы и торопливо, оборачиваясь зло и тревожно, ретировались.
Один лежал на краю асфальтированной аллеи.
Илейн подошла к нему, на ходу трансформировавшись в девушку, провела ладошкой над лицом, читая...
Заплакала.
Бывают и такие люди... Хотя, возможно, еще не все потеряно.
Вообще-то вмешательство в человеческую судьбу светлячок не приветствовала. Но здесь иного выхода просто не было, если хотела спасти человеческое в этом щуплом, жилистом парне с грубыми и неприятными чертами.
Илейн подобрала человека, встреча с которым может изменить его и не навредит самому благодетелю. Свела их судьбы вместе. На это ушли почти все ее силы.
Светлячок пришла домой. Ангелы не спят, но отдых им все же нужен...
И Илейн сидела у окна, смотрела в бледное утреннее небо. Начался дождь, капли воды заплакали стекло...
Светлячок читала стихи, свернувшись комочком в кресле. А потом просто замерла в трансе, вслепую глядя на страницы...
Услышала душевный крик: где-то далеко. Где-то... выше, чем должно быть.
Перевоплотилась в невидимку с крыльями, вышагнула из окна, тугой воздух толкнул под основание крыльев, летела...
Крыша. Крыша девятиэтажки и девушка на ней. Некрасивая девушка. Некрасивая до безобразности, наверное: худая и высокая, сгорбленная, с торчащими локтями и лопатками, увеличенными суставами. Не просто нескладная: скорее больная.
Илейн понятливо кивнула, перевоплощаясь у нее за спиной в знакомого парня. Знакомого высокого, нескладного парня, почти слепого, некрасивого. Без одной руки.
Это было на грани лжи: перевоплощение и выступление от лица другого человека. Но светлячки обладают даром перевоплощения с вживанием, почти зеркальностью — все так же, как если бы этот парень оказался на крыше. Илейн не собиралась говорить или делать что-то, чего не сказал и не сделал бы он.
— Тоже прыгнуть хочешь? — Спросила Илейн.
Девушка обернулась, вздрогнув.
— Ты кто?
— Давай, что ли, вместе прыгать?
Она недоверчиво смотрела.
Илейн взобралась на парапет и стояла, покачиваясь.
— Ты-то чего?
— Слепой урод, с изуродованным обрубком вместо руки? А ты чего?
Она повела плечом, поморщилась.
— Давай побудем вместе. — Предложила Илейн. — Можем вместе прыгнуть. А можем посидеть... Так как прыгнуть еще успеем, я склонен выбрать второе.
Они присели на гравий, которым усеяна была крыша. Она поерзала — казалось, ей неудобно в своем неловком, похожем на мешок с костями, теле.
Долго молчали... О чем-то спросила. Илейн ответила. Спросила в ответ. Девушка рассказывала мрачно, глядя под ноги с узкими длинными ступнями. О чем-то говорили — спокойно, отстраненно. Илейн попросила ее разуться. Провела пальцем здоровой руки по ступне собеседницы. Было какое-то своеобразное изящество в них...
Светлячок умела видеть красоту даже в очень некрасивых людях, поэтому не доверяла себе в этом плане. Но сейчас она действовала и ощущала как Леша... Так может и симпатия — его?..
Через несколько часов они спустились с крыши. Илейн долго ломала голову как бы организовать их встречу с Лешей и стоит ли. Решила что стоит. Нельзя терять даже малого шанса. Эти двое могут помочь друг другу выжить.
Пришла к Леше ночью. Сдула с его лба какой-то жаркий кошмар, положила ладошку полупрозрачную, вшила в его сон образ нескладной худой девушки на крыше.
Это его сон. Как она будет действовать — его дело. Но при встрече узнает ее.
А уж организовать случайную встречу двум людям светлячок сумеет.
До вечера Илейн успела побывать в детском онкологическом. Там ее знакомый ангел — настоящий ангел, хранитель — терял подопечную...
А еще там было много детишек, растерянных, истерзанных страхом, порою и непонятным-то... ложью родителей и врачей.
Илейн приходила туда с кукольным театром или с флейтой. Иногда играла для них смешные и добрые сказки, иногда играла на флейте.
Немножко, капельку, рассказывала про рай...
Пришла домой вечером. Села в кресло, обхватив колени, обняв плюшевого медведя. Медведя звали Женя... Расплакалась вдруг, закрыв лицо руками, с ощущением какой-то смертельной тоски, глубокой неполноценности бытия своего...
Отчего же так слаба?..
Зажгла свечу, поставила на столе, сидела в освещенном круге света... Колеблющемся, непостоянном...
И лицо ее было таким же изменчивым — в бликах и трепете света меняло выражения и даже черты...
Слезы вновь потекли по щекам.
— Как трудно быть ангелом, когда почти ничего не можешь сделать... все мало, так мало... почти бессильна. Скольким людям нужна помощь... Как бы я хотела пожертвовать собой и просто умереть, чтобы хотя б несколько из них были счастливы...
Но это слишком просто. Немногим так везет — изменить мир своей смертью к лучшему... Избранным. Остальным приходится менять жизнью. А это тяжелее... Наиль... почти бесконечная смерть, раз за разом вырывая сердце из груди...
Как хотелось бы чтоб все было проще...
Илейн покачала головой, ища в глубинах души смирение. Стерла с лица слезы, притихла. Искала в себе силы быть...
— Как ангелы хрупки... — Поколебавшись, все же промолвила вслух Илейн. — Многие ангелы-хранители не приходят в больницу к смертельно больным. Боли не выдерживают... И я хрупка. Душа гнется на грани слома, и я узнала что такое одиночество... И когда не с кем поговорить... Сгораю от каждой смерти, от каждой неудачи... И падение в бездну безумия, из которой вытащила Наиля, не так уж далеко. Ангелы хрупки... — Илейн подняла глаза, ища ответа. — Почему? Нам самим хранитель бы не помешал... Мне точно... Наверное, я устаю.
Светлячок ощутила свою вину. Не так уж много она делает, чтоб уставать... Устает скорее от невозможности помочь стольким, скольким хотелось бы. От бессилия. А это усталость ложная, лживая. Неправильная.
Но значит и боль ее — неправильная? Ложная?
А как может вообще боль быть неправильной и ложной?
Неощутимый голос пришел из темноты. «Тебе кажется. Тебе кажется что ты слаба — ты сильная. Черпай в душе глубины силы и тепла. Тебе не дано иметь защитника. Ты всегда будешь одна. Храни себя сама, светлячок. Так должно быть...»
Илейн кивнула задумчиво.
— Спасибо...
Непохожие друг на друга дни и люди...
Дети. Взрослые. Старики.
Несчастные по разному: кто-то нелепостью, кто-то смертельной раной в душе... И среди многих — одна слабенькая целительница.
Отдавать себя другим — большое счастье, если можешь помочь этим...
Настоящее счастье — видеть как зажигается свет в глазах, как просыпается здоровой и недоумевающей спящая, израненная душа...
Счастье с вкраплениями неудач...
Смирение — великая добродетель.
Только оно может совладать с болью от собственного бессилия и недостаточности. С тем что нельзя помочь всем.
— Ты хочешь помочь людям? — Спросил глубокий мягкий голос за спиной.
Илейн не встала с кресла, не отложила книги — липкая усталость растекалась под кожей. Да и не приняты между ангелами церемонии. Но мурашки пробежали по основанию шеи, в волосы...
— Хочу.
Архангел обошел кресло, мимолетно и ласково взъерошив короткие волосы светлячка, присел перед ней на корточки.
— У тебя есть имя?
— Илейн.
— Маленький светлячок... Илейн. — В его глазах было много тепла и света. — Я хочу тебе кое-что предложить.
Он начал рассказывать о чем-то, что делали высшие, настоящие ангелы — настоящие дела, настоящая помощь... многим, и серьезная. А суть заключалась в том, что им надо было куда-то деть скорби и боль человеческую...
— Я возьму. — Илейн тонко улыбнулась. В душе возликовала: вот он, шанс действительно помочь.
— Ты умрешь. — Серьезно сказал архангел, внимательно глядя ей в лицо. — Ты не выпьешь столько до дна.
Светлячок улыбнулась снова.
— Ты умрешь окончательно. Навсегда. Этого боятся даже ангелы.
Иные грани, темная бесконечность, что-то запредельное и несуществующее на мгновение взглянуло на Илейн. Светлячок кивнула.
— И ты не должна закричать. — Предупредил архангел. — Если закричишь, все зря.
— Только кричать нельзя? — Уточнила Илейн.
— Только кричать. Если сможешь что-то друое выговорить...
— Спасибо. — Светлячок встала и низко поклонилась архангелу. — Это доверие — большая честь. Я счастлива.... правда счастлива.
Она тепло улыбнулась. Архангел кончиками длинных пальцев погладил ее бледную щеку. И передал деревянную шкатулку...
Илейн подождала, пока он исчезнет, снова забралась с ногами в кресло.
Это все равно не поможет всему человечеству... но осчастливить всех и нельзя. Зато поможет многим. Ее мечты сбылись?
Светлячок подняла лицо вверх и улыбнулась.
Открыла шкатулку.
Умирала...
Выжигающая вены боль разорвала все внутри, проходила сквозь ее тело потоком, обрывая и сметая все, что что было живого, и тело, и душу, и разум. Выворачивая наизнанку. Рухнула на Илейн темнота — отказало зрение, слух, все сломалось. Леденящая и дробящая мука медленно выдавливала из нее жизнь...
Какое там кричать — от нечеловеческой муки светлячок и губ разомкнуть не могла. Боль и отчаяние, чудовищная скорбь запечатали рот.
Не может быть в мире такой муки...
Илейн опрокинулась, еще живая, но уже чудом, ни одной целой кости, кровь из нос и рта, кошмарная боль в теле, нетронутом внешне, отчаянно рвущаяся из тенет муки, развоплощающаяся душа...
И улыбнулась. Хотела засмеяться, но не могла. Хотела сказать что счастлива — но губы свело. Улыбнулась...
Умерла.