Просмотр полной версии : Ряд крутых статей по кризису
Удар силой в полтора триллиона долларов
Наши собственные ошибки форсировали экспансию мирового кризиса в Россию. Теперь важно не совершить ошибок в новой глобальной схватке
http://www.expert.ru/images/graphs/4489/448979.gif
Финансовый кризис, который мы сейчас переживаем, оказался столь глубоким, потому что он фиксирует конец очень длительного этапа развития мировой экономики — шестидесятилетнего периода, периода всего послевоенного развития.
Приведем цитату, которая проливает свет на то, из каких деталей складывалась траектория послевоенного экономического развития мира: «В 1948 году я предпринял первую деловую поездку на свою новую территорию, мы объехали отделения Chase в Пуэрто-Рико, Панаме и на Кубе, а также познакомились с торгово-финансовыми операциями банка в Венесуэле и Мексике. Мое общее впечатление заключалось в том, что все отделения работают в соответствии с консервативной коммерческой банковской политикой, однако не хватает осмысления или философии в отношении того, какова должна быть их роль в сообществах, в которых они находятся… Бесспорно, в Латинской Америке растет тенденция к национализму и всему тому, что ему способствует. Прошли те дни, когда наши латиноамериканские соседи терпели наличие американских учреждений на своей земле, если эти учреждения не проявляют интереса к экономике. Поэтому я считаю, что в интересах банка Chase, как и в интересах других, чтобы мы пересмотрели свою политику в отношении Латинской Америки вообще и наших южных отделений в частности».
Это было написано в 1948 году Дэвидом Рокфеллером, позже ставшим одним из топ-менеджеров банка Chase. А поездка эта стала одним из первых шагов к тому процессу, который позже назвали глобализацией.
Глобализация сопровождалась целой волной региональных кризисов в 1980–1990−х — в Латинской Америке, в Африке, в Азии. Кризисы — а по сути, череда государственных банкротств — подпитывали этот процесс, замыкая принятие инвестиционных решений на США и укрепляя тем самым значение Америки как самого привлекательного и надежного финансового рынка мира.
В 2008 году, как мы видим, сыплется все, и США в первых рядах. Почему падение столь драматично, что вызывает ассоциации с Великой депрессией? На наш взгляд, дело в том, что идея, которая питала послевоенную экономическую жизнь Запада, Америки, а вместе с ними и всего мира, полностью исчерпана. Она, эта идея, заключалась в двух трендах. Первый — создание государств всеобщего благосостояния на территории самих Европы и Америки. Это была большая послевоенная стройка — строилось жилье, дороги, быстро развивалась социальная сфера, а вместе с ней и рынки массового потребления.
Но, как мы видим из вышеприведенной цитаты, даже сразу после войны мощным финансовым институтам США было тесно в национальных границах, а экономический рост внутри страны эту тесноту только усугублял. Поэтому вслед за трендом на создание государств всеобщего благосостояния быстро возник и окреп второй тренд — экспансия финансовых институтов США, а позже и Европы, в развивающийся мир и одновременно вовлечение новых территорий и стран в мир современного капитализма. Это была очень мощная идея, которая способствовала стремительному развитию западных финансовых институтов на протяжении шести десятилетий.
Сегодня мы видим, что обе эти идеи уже не могут быть идеями развития: государства благосостояния построены, глобализация закончена. Тот факт, что в последнюю волну так называемой глобализации оказались включены страны Восточной Европы, и то, что по итогам этой волны международные финансовые институты вынуждены оказывать помощь европейским странам вроде Исландии, доказывает это. Потому что абсурдно уже само по себе обстоятельство, что в помощи для интеграции в мировую экономическую жизнь нуждается сама Европа — колыбель современного капитализма. Именно это исчерпание идеи долгосрочного развития и является, на наш взгляд, главной причиной глубины нынешнего кризиса. И это же является причиной того, что избежать кризиса было нельзя.
Сегодня много говорят о крахе неолиберализма. Кризис вроде бы дает к этому основания. Ведь почему именно финансовые институты оказались в эпицентре кризиса и как связаны бесконечные деривативы с исчерпанием идеи послевоенного развития? Финансовые институты наиболее активны и либерализованы. Ограничений для их функционирования гораздо меньше, чем для индустрии и товарных рынков. В отсутствие целей настоящего развития, которое связано с формированием новой добавленной стоимости — новые рынки, новые активы, новые технологии, — они пошли по пути эксплуатации уже имеющегося, созданного и освоенного ранее.
Давайте сравним масштаб. До 2000−х годов полем деятельности международных финансовых институтов были целые новые регионы и информатизация экономической деятельности. В 2000−х аналогичные доходности надо было зарабатывать на уже существующих развитых рынках — недвижимость (пресловутая ипотека), сырье, уже упомянутая Восточная Европа. Могла ли оранжевая революция на Украине сравниться по экономической эффективности с чередой латиноамериканских революций? Не могла она сравниться и с экономическим эффектом от распада СССР, в результате которого на мировые рынки хлынул колоссальный поток дешевого сырья, а рынки бывших советских республик открылись для импорта. Аналогичный эффект мог бы дать полномасштабный долговой кризис в какой-нибудь развивающейся стране (в Китае или в России), но пока до этого не дошло.
Нынешний кризис — логичное завершение этапа роста. Крах — составная и неотъемлемая часть длинного экономического цикла. (Без похмелья не бывает бурной вечеринки, но это еще не повод отказываться от вечеринок вообще.) Гипертрофированная либерализация мировой системы, в первую очередь в части финансов, сделала свою работу: глобализация свершилась. Риски затягивания процесса были ясны многим наблюдателям еще несколько лет назад, однако наивно было ожидать от крупнейших мировых игроков, что они прикроют пирамиду, дающую огромные доходы, причем абсолютно безнаказанно.
Надо понимать, что новая волна роста может возникнуть лишь тогда, когда возникнут новые мощные идеи экономического развития. Именно поэтому рано хоронить либерализм, если не понимать под этим термином лишь вседозволенность финансовых институтов. Неолиберализм — это один из этапов демобилизации мировой экономики. Ужесточение госконтроля над экономикой в условиях возрастающей международной конкуренции неизбежно приведет к политической напряженности в мире, к борьбе за раздел рынков и источников сырья. Крайне важно сохранить либеральный формат экономической конкуренции.
Ключевой вопрос сегодняшнего дня: не пытаться в угоду моменту дискредитировать идею предпринимательства и рынка в пользу государства и регулирования, потому что идеей, которая может подтолкнуть государства к экономическому творчеству, часто является война. А ведь уже многие указывали на многочисленные признаки предвоенного характера сегодняшнего состояния мира.
Обратное плечо
То, что кризис затронул Россию в таком масштабе, — это ее собственный выбор. В отличие от слабых с точки зрения торгового и платежного баланса новых европейских стран, в 2000−е годы при огромном положительном сальдо нашего торгового баланса никто не тянул нас за уши в ловушку больших внешних займов, тем более что большая доля этих займов осуществлялась государственными компаниями и банками.
Мы много раз слышали, что это поведение было единственно возможным. Мы выводим из обращения избыточные деньги, полученные за счет экспорта, и переводим накопления в высоконадежные бумаги других стран. При этом в условиях крайне дешевого мирового денежного рынка рыночные игроки на рыночных условиях (а это для нас якобы важно) занимают столько, сколько, по их мнению, нужно для развития. Риски при этом оценивают высококвалифицированные и хорошо отрейтингованные западные банки. Такая логика подсказывала, что если бы те деньги, которые мы выводили за рубеж в качестве накопления на черный день, мы инвестировали бы в экономику, то перегрев бы был еще больше, так как брали бы и внешние деньги, и внутренние. Кроме того, сегодня, когда приходится думать о расплате по долгам, мы бы не имели денег для погашения внешних долгов стратегически важных кредиторов.
Но эта логика неизбежной зависимости от Запада имеет множество сбоев.
Первое, что бросается в глаза: на деньги, занятые за границей, в последние пять лет мало что было построено. Приведем вопиющий факт: в Московской области не построено ни одной дороги, а земля при этом вся раскуплена, дороги-то уже и строить негде. Странно, но факт: весь этот огромный поток внешних денег ушел в спекулятивное разогревание всех имеющихся в наличии активов. И возникает множество «почему».
Почему государство не могло противопоставить этому потоку внешних займов выделение целевых кредитных лимитов на те активы, которые, на его взгляд, необходимо было создавать? Просто противопоставить, ничего не навязывая. Если бы сегодня у нас, например, были новые нефтеперерабатывающие заводы, не надо было бы давить ФАС на нефтяников и, главное, была бы выше стоимость реального капитала, потому что это был бы новый, неамортизированный капитал. Это само по себе уменьшило бы глубину падения, так как у нового капитала в любом случае выше ожидаемый денежный поток.
Почему государство само разогревало свои активы, не пытаясь создавать новый капитал? Ведь кратное увеличение стоимости того же «Газпрома» без создания новых мощностей могло вызывать только тревогу. Государство действовало лишь в логике «чем больше мы стоим, тем больше нам дадут, тем больше мы будем стоить дальше». Есть ли в истории примеры, когда такая солидная держава целиком впадает в спекулятивный раж?
Почему год назад, когда размер платежей по внешним долгам уже становился сопоставимым с положительным сальдо торгового баланса, государственные компании не прекратили внешние заимствования? Пусть рыночные игроки продолжали бы наслаждаться дешевыми внешними деньгами, но почему государство не могло само себе сказать: стоп, мы входим в зону риска? По-видимому, главным препятствием к осознанию проблемы была ставка на быстрое вписывание страны в глобальную, читай, внешнюю по отношению к России экономику. Идея переплетения активов доминировала над идеей развития реального капитала в стране.
Почему тогда же, осенью 2007 года, не были приняты меры по «отвязыванию» России от внешних рынков через мягкую девальвацию рубля? Ведь в этот период за счет роста курса рубля реальные процентные ставки внешних займов составляли 10–20% годовых. Мы знаем логику: «Потому что вбрасывание дополнительной ликвидности усиливало бы инфляцию, а мы хотели снижать инфляционные риски». Но так и внешние деньги все равно вбрасывались. И инфляцию мы импортировали. И какая, к черту, разница — своя инфляция или чужая. Но, действуя так, мы загоняли себя, как видно сейчас, в зону по-настоящему высокого риска.
Кажется, только сегодня, столкнувшись с кризисом напрямую, мы можем вполне понять, где мы оказались, раздувая свои залоги на чужие деньги. Кредитное плечо, которое в эпоху изобилия работало на нас, сегодня быстро сворачивается (особенно для тех компаний, которые работали на рефинансировании). Если вы раздули стоимость своего актива впятеро (и при этом брали недлинные деньги в конце периода эйфории), то при резком падении залоговой стоимости вы, грубо говоря, и отдавать должны в пять раз больше. Быстрое падение залоговой стоимости резко и очень быстро усугубляет проблему внешнего долга, на что, видимо, никто не закладывался. (Именно это и вызвало панику в высоких кабинетах в период сентябрьской волны кризиса.) Если в период роста укрепление рубля играло на повышение стоимости залогов и снижение стоимости займов, то теперь падение рубля обесценивает залоги и неожиданно и резко повышает стоимость ранее набранных кредитов. А деваться некуда — капитал утекает, внешние долги гасить надо, сырье дешевеет.
Для экономики в целом это означает, что, накопив резервы в размере 500–700 млрд долларов, мы за несколько недель кризиса только на одном фондовом рынке уже понесли потери на эквивалентную сумму. А ведь это только начало. Еще надо сбивать атаку на рубль, компенсировать падение цен на нефть. То, что все накопленное будет потрачено и еще придется добавить через эмиссию, несомненно.
Если считать, что капитализация фондового рынка России составляла примерно 1 трлн долларов, а общая сумма внешних займов составляет примерно 500 млрд долларов, то мы рискуем потерять 1,5 трлн долларов. Это больше нашего ВВП. А значит, фактически мы теряем больше, чем США, так как их потери пока меньше собственного ВВП.
Сегодня часто задают вопрос: кому хуже, где больше риски — у нас или у них? Очевидно, что хуже нам. Западные экономики при всех своих проблемах накопили огромный реальный капитал. И даже несколько десятилетий активного вынесения промышленности за пределы Запада не лишили их навыков создания новых реальных активов. У нас этого нет. Сотни людей в стране желают строить новые компании. Десятки — умеют. Единицы — строят. Это огромная, вовсе не финансовая, а ментальная проблема элит.
Непонимание того, что все равно строить придется, и именно самим, порождает нашу колониальную по сути финансовую политику. Именно поэтому мы не понимаем, зачем в стране длинные деньги. А если мы этого не понимаем, то их и нет.
Ведь если бы в 2000−е годы мы развивали свой облигационный рынок, выдавали свои долгосрочные кредиты, то ничто сегодня так бы не сыпалось и не было бы риска ухода стратегически важных активов за границу. Если бы проводили более либеральную денежную политика (а у нас до сих пор агрегат М2 на 100% покрыт международными резервами), то и курс рубля, и стоимость активов не были бы столь завышены.
Сегодня эти проблемы решаются в пожарном порядке, и главной проблемой оказывается одна, связанная прежде всего с государственной и окологосударственной экономикой, — спасение стоимости залоговых активов. Звучат предложения самих компаний к государству выкупить обратно купленные когда-то активы. Государство по-прежнему не желает уступить место рынку, а продолжает само вести деловую деятельность.
Издержки и структурные сдвиги
Главный вопрос настоящего момента: кому достанутся деньги? Главная опасность — централизованное распределение денег приведет к тому, что они достанутся не более эффективным, а более близким. То есть в принципе, конечно, и близкие могут оказаться эффективными, однако государственная щедрость в эпоху кризиса может развратить кого угодно.
Само по себе и это не страшно — есть деньги, почему не дать своим? Страшно, что этот шаг сведет на нет все положительные эффекты кризиса, на которые сегодня можно рассчитывать.
Первый из них — резкое снижение издержек. Все, что было перегрето, будет падать в цене и уже падает — аренда, зарплата, логистика. Благодаря этому падению очень многие средние компании могут стать существенно более эффективными. Впрочем, в угаре спасения идеи потребительского рая в России, с одной стороны, и необходимости поддержать окологосударственный девелоперский и арендный бизнес — с другой, государство может сильно мешать этому процессу. Могут вводиться жесткие меры, противодействующие падению цен на труд. Уже предпринимаются недюжинные усилия, чтобы не допустить падения цен на недвижимость. Один из вице-мэров Москвы в самые первые недели кризиса даже поспешил заявить, что мировой финансовый кризис никак не отразится на ценах на недвижимость в Москве. Уж лучше бы отразился.
Второе естественное следствие кризиса — структурные сдвиги в экономике. В принципе кризисы приводят к тому, что лидеры прошлого периода теряют силу, высвобождаются ресурсы, и они начинают использоваться новыми игроками. В нашем случае наиболее очевидным рычагом такого структурного кризиса могла бы стать некоторая девальвация рубля, которая, как обычно, освободила бы рынок от импорта и дала бы простор для российских компаний. Для экономики сегодня снижение курса рубля было бы благом двойным, так как в случае быстрого последующего развития внутреннего производства очевиден дальнейший потенциал роста рубля. В этом случае мы бы использовали схему, которую уже использовали американцы: опережающая девальвация доллара сегодня один из главных рычагов того, что США выйдут из кризиса первыми и опять усилившимися. Однако с учетом главной цели — спасения от внешних долгов — девальвация рубля кажется властям нежелательной, а значит, и структурный сдвиг в пользу внутреннего производства будет приторможен.
И здесь мы сталкиваемся все с той же принципиальной слабостью нашей экономической политики, но только с другой стороны — мы видим свою возможность включения в мировую экономику только через экспансию, не отдавая себе отчета в том, что наш рынок и есть одна из главных зон экспансии всех участников международного разделения труда, в том числе и нас самих.
Чего ждать
Несмотря на падение крупнейших инвестбанков мира, сегодня нельзя с уверенностью сказать, что атака глобализации в ее прежнем понимании — агрессивной экспансии — теперь уже не только западного, но и азиатского и арабского капитала в новые неосвоенные регионы не продолжится. Скорее всего, она приобретет новые формы. Ее главными участниками станут не инвестбанки, а производственные компании, поддерживаемые своими национальными консервативными банками. В этом смысле Россия сегодня, конечно, главная зона охоты. Мы привлекательны не только огромной территорией и ресурсами, но и своим романтическим непрофессионализмом в том, что касается защиты отечественного рынка, презрительным отношением к национальному капиталу, доминированием бюрократии в политической системе и потребительским эгоизмом, активно культивируемым властями.
У нас есть два варианта поведения. Первый — согласиться со всем вышесказанным и, яростно отражая атаки политические, продолжать сдавать собственную экономику. Скорее всего, именно это мы и будем делать. Качнем денег в контролируемые государством отрасли, усилим стратегическую игру на восточном фланге, привлечем в страну китайские и арабские деньги, опять подружимся с Европой, что-то на все эти деньги разовьем и построим и дождемся следующего кризиса.
Второй вариант — выстроить систему цивилизованной защиты экономики. Попридержать курс рубля. Обеспечить частную российскую банковскую систему долгосрочной ликвидностью. Создать рынок государственных облигаций под крупные инфраструктурные проекты. Снизить налоговое бремя для частного бизнеса. Ввести систему налоговых льгот для приоритетных инвестиционных проектов. Стимулировать инновационную деятельность, прежде всего крупных компаний: государственных — прямым указанием через советы директоров, частных — налоговыми льготами. Сегодня, в период кризиса, эти шаги могут казаться слишком абстрактными — надо спасаться, накачивать фондовый рынок, выкупать плохую недвижимость, потом подкачивать бюджет… Жаль, если нам так и будут объяснять.
Источник // «Эксперт» №43 (632)/3 ноября 2008 (http://www.expert.ru/printissues/expert/2008/43/udar_v_poltora_trilliona/)
Интервью с председателем правления банка «Возрождение» Дмитрием Орловым
"Государство должно определиться, смогут ли несколько госбанков вывести всю экономику из кризиса"
/// «Эксперт» №43 (632)/3 ноября 2008 (http://www.expert.ru/printissues/expert/2008/43/interview_orlov/)
Без кризисов никак
Мировая финансовая система едва ли не чудом избегает полного паралича. Инвестбанковская отрасль, которая была сердцем финансовой системы на протяжении почти тридцати лет, развалилась.
Именно инвестбанки отвечали в глобальном масштабе за оценку активов, за анализ проектов, за определение приемлемых уровней рентабельности бизнес-проектов и рисков, за макроэкономическое прогнозирование, за принятие ключевых долгосрочных решений — и за сведение всего калейдоскопа инвестиционных стратегий и финансовых инструментов в единую картину мира. Неудивительно, что кризис американских, а по сути глобальных инвестбанков оставил мировую экономику без общепризнанных ориентиров. Никто не знает, что сколько стоит, никто никому не доверяет.
Именно поэтому не стоит ожидать слишком больших результатов от саммита «большой двадцатки». Политики, которые собрались в Вашингтоне, просто пока не вполне понимают, что, собственно, происходит. Точнее, понимают не больше, чем все остальные. Политика финансовой дерегуляции, последовательно проводившаяся с 1980−х годов, привела к тому, что центры рыночного финансового планирования оказались вне государственных аппаратов.
Кстати, во многом именно этим объясняется тот факт, что, когда этим летом на саммите G8 на Хоккайдо российский президент Дмитрий Медведев предложил коллегам поговорить о будущем мировой финансовой системы, западные лидеры пропустили это предложение мимо ушей. Отчасти это было своего рода высокомерие — Россию до сих пор не рассматривают как серьезную самостоятельную финансовую державу, да и масштаб надвигающегося кризиса не был ясен, — но лишь отчасти. Ибо доминировавшая до последнего времени на Западе теория предполагала, что подобного рода вопросы правительства не решают.
Кризис, однако, потребовал экстренного вмешательства правительств. И вот лидеры развитого мира садятся за один стол с лидерами крупнейших развивающихся стран, чтобы обсудить будущее мировой финансовой системы. А банкиры, еще недавно требовавшие невмешательства государства, сегодня еще более горячо требуют этого самого вмешательства. Причем неотложного и по возможности наиболее масштабного. Доминировавшая в течение десятилетий идеология финансового либерализма с треском рухнула в считаные недели. Порадуемся?
На деле, конечно, радоваться не очень хочется. Потому что ставшие в одночасье популярными рецепты государственного вмешательства и ужесточения регулирования ничего не гарантируют. Кто сказал, что чиновники лучше разбираются в экономике, чем банкиры? Это неочевидно и требует доказательств.
В истории существует немало примеров того, как неграмотное госрегулирование вело к экономическим кризисам. Да и нынешний кризис ведь возник не сам по себе, а в среде, регулируемой центробанками, различными комиссиями по ценным бумагам и прочими регуляторами. Кто мешал им своевременно вмешаться и не допустить кризиса?
Нельзя забывать, что периодические экономические кризисы — это норма капитализма. Никакое государственное регулирование никогда не избавит капиталистическую экономику от кризисов. Рассчитывать на это — значит совершать ошибку не меньшую, чем совершали те инвесторы, что в конце 1990−х истово верили в бескризисную «новую экономику». Чем сильнее вера в бескризисность, тем больнее кризисы. Потому что вера в гарантии безопасности мешает рыночным игрокам верно оценивать риски.
Чем чаще случаются кризисы, тем лучше игроки оценивают риски. Чем чаще кризисы, тем они мельче. Лучше помнить об этом простом правиле, чем возлагать неоправданные надежды на то, что «большая двадцатка» сможет создать новые правила игры, которые избавят нас от опасностей живой экономической стихии.
«Эксперт» №46 (635)/24 ноября 2008 (http://www.expert.ru/printissues/expert/2008/46/bez_krizisov_nikak/)
От «семерки» к «двадцатке»
Встреча G20 открыла дорогу к реформированию мировой финансовой системы и экономики. Но новая финансовая архитектура сформируется еще не скоро
В Вашингтоне состоялся саммит G20 — существующей с 1999 года «большой двадцатки», объединяющей 19 из 25 крупнейших экономик мира плюс Евросоюз. На G20 приходится 90% мирового ВВП, 80% мировой торговли и почти 70% населения. Саммит в Вашингтоне оказался внеочередным (запланированный уже прошел весной в бразильском Сан-Паулу) и по сути стал заменой «большой семерки» — первоначально он задумывался лишь как встреча министров финансов стран G7. Но глубина мирового финансово-экономического кризиса заставила устроителей пересмотреть формат встречи.
Страны финансовой «семерки» (которая так и не стала полноценной «восьмеркой» из-за второстепенного положения России в решении финансово-экономических вопросов) вынужденно согласились, что они не могут противостоять кризису без участия развивающихся стран, даже несмотря на все различия в политических вопросах. Поэтому за стол переговоров лидеры «семерки» пригласили также Австралию, Аргентину, Бразилию, Индию, Индонезию, Китай, Мексику, Россию, Саудовскую Аравию, Турцию, ЮАР и Южную Корею (напомним, что ЕС идет как самостоятельный участник).
Результаты саммита разочаровали оптимистов, надеявшихся на появление контуров «нового Бреттон-Вудского соглашения», магическим образом разрешившего бы нынешний глобальный кризис. Но, как бы то ни было, встреча выявила две важные тенденции.
Во-первых, саммит доказал, что ни США, ни возглавляемые ими развитые страны (в виде G7) теперь не обладают квалифицированным большинством в решении реальных проблем мировой экономической и финансовой системы.
Во-вторых, при всем различии мнений и подходов к решению этих проблем страны-участницы все же смогли определить общее направление, в котором нужно двигаться. Итоговой декларации явно не хватает конкретики, но даже те принципы и шаги, о которых удалось договориться в Вашингтоне, помогут «двадцатке» координировать антикризисные меры. По крайней мере, это верно в отношении ближайшей перспективы — новая встреча G20 пройдет уже в апреле в Лондоне. И на ней США будет представлять новый президент Барак Обама, от которого ждут перемен и готовности принимать сложные решения.
Включить всех
Итак, лидеры стран «двадцатки» призвали принять срочные меры по спасению мировой финансовой системы от самого жестокого кризиса со времен Великой депрессии. В частности, они высказались за ужесточение контроля над крупнейшими мировыми банками (через механизм «инспекторских коллегий», которые объединят регуляторов нескольких стран), а также за регулирование рынка деривативов и ценных бумаг.
G20 выразила особую надежду на то, что к концу 2008 года удастся достичь прорыва в переговорах, касающихся мировой торговли. «Мы должны заложить базу для реформирования, дабы удостовериться, что мировой кризис, подобный этому, больше не повторится», — утверждается в совместном заявлении по результатам саммита.
Сам факт появления совместного коммюнике имеет большое значение. Вкупе с зафиксированными принципами — отказ от жесткого протекционизма, приверженность принципу свободной торговли и необходимость более плотного регулирования международных финансовых рынков — это позволяет надеяться на снижение вероятности конфронтационного сценария выхода из кризиса.
«Тот факт, что группа могла встретиться и договориться о существенной повестке дня и запланировать новую встречу менее чем через полгода, означает, что развитые страны признают сдвиг, произошедший в балансе экономической мощи», — сказала «Эксперту» Паола Субакки, директор программы экономики лондонского исследовательского центра Chatham House. А это снижает вероятность обострения геополитической конкуренции, хотя и не устраняет такой риск полностью. Ведь быстрорастущие экономики будут теснить старых лидеров.
Китай уже превратился в третью крупнейшую экономику мира после Евросоюза и США, а Индия быстрыми темпами нагоняет Японию, четвертую крупнейшую экономику в мире. ВВП России по паритету покупательной способности превысил размеры экономик Франции и Италии и уже практически равен ВВП Британии. А Бразилия, Мексика и Южная Корея сегодня имеют экономики с ВВП более 1 трлн долларов.
Изменилась и структура мировой экономики. В развитых странах в последние десятилетия шла деиндустриализация — на фоне развития сферы услуг. Сегодня развивающиеся страны уже доминируют во многих отраслях промышленного производства. Так, Китай, Индия, Южная Корея и Индонезия стали ведущими поставщиками массовой продукции — от электроники и текстиля до автомобилей и судов. Бразилию и Аргентину нельзя игнорировать как важных экспортеров аграрной продукции. А Саудовская Аравия и Россия контролируют почти четверть мировой нефтедобычи. К тому же развивающиеся страны стали крупными экспортерами капитала, который идет на финансирование дефицита платежного баланса США и других развитых стран.
Расширение круга значимых государств до двадцати фактически стирает различия между развитыми и развивающимися странами. Если со временем G20 превратится в более компактную G16 — при отказе от членства отдельных европейских стран в пользу Евросоюза, — это упростит работу организации и сделает ее более эффективной. Так, британский премьер Гордон Браун собирается объявить об отказе Лондона от места в «большой двадцатке» уже на апрельском саммите — в надежде на то, что его примеру последуют другие европейские лидеры.
Новая архитектура
Важным следствием саммита стало расширение состава Форума финансовой стабильности (ФФС) за счет стран с развивающейся экономикой. Именно ФФС наряду с МВФ отводится главная роль в претворении в жизнь программы, намеченной в декларации саммита.
При этом деятельность ФФС должна определять нормы мировой финансовой архитектуры, в то время как МВФ впервые в своей истории получает надзорные функции. «Это серьезная новация, так как регулирующими и надзорными функциями рынков капитала до сих пор обладали лишь национальные центральные банки», — прокомментировал в беседе с «Экспертом» Джулиан Джессоп, старший экономист лондонской Capital Economics.
Что касается ФФС, то эта организация была создана в 1999 году (после азиатского финансового кризиса 1997–1998 годов) по инициативе министров финансов и глав центральных банков G7. Его целью стала координация и обмен информацией между национальными финансовыми органами и международными институтами. Через механизм ФФС участники форума рассчитывали эффективно выявлять недостатки и дисбалансы в международной финансовой архитектуре и превентивно устранять их, способствуя сохранению финансовой стабильности в мировой экономике. Но форум не предотвратил нынешний кризис, поэтому в Вашингтоне договорились о расширении числа участников ФФС — без Китая и прочих развивающихся экономик с их более критическим отношением к экономической политике Запада об эффективном выявлении и выравнивании дисбалансов сегодня нечего и говорить.
С аналогичной целью в свое время создавался и МВФ, хотя инструменты и методы фонда были иными. Фонд возник в рамках Бреттон-Вудских соглашений 1944 года и был институтом по реализации финансовых интересов своего главного акционера — Соединенных Штатов. Но сегодня США сами оказались в эпицентре мирового кризиса, поэтому созданные в рамках Бреттон-Вуда финансовые институты вынуждены все больше привлекать новых инвесторов — развивающиеся страны со значительными резервами.
На саммите в Вашингтоне было объявлено, что для участия в МВФ и ФФС будут активно привлекаться развивающиеся экономики. Сразу после выделения Японией 100 млрд долларов для МВФ США и Британия стали активно призывать к тому, чтобы средства для фонда выделили Китай и Саудовская Аравия. «Этот процесс может завершиться тем, что МВФ и ФФС превратятся в некоего мирового финансового регулятора. Причем у ФФС есть больше шансов для превращения в глобальный механизм выработки общей экономической политики, поскольку он не имеет того негативного багажа, какой накоплен МВФ», — полагает Джулиан Джессоп из Capital Economics.
Впрочем, реформа международных финансов потребует времени. «Сдержанный тон итогового заявления G20 показывает, что участники понимают: немедленной реформы финансовой архитектуры им не добиться. Особенно в контексте серьезных различий в подходах между разными участниками — США, Европой, развивающимися странами. Каждая из сторон преследует свои цели, зачастую противоположные», — рассказал «Эксперту» Найджел Голт, экономист исследовательского центра IHS Global Insight.
Назад из стратосферы
Единственное, что заставляет серьезно относиться к возможности формирования общей экономической политики, — масштаб нынешнего кризиса. В середине ноября МВФ понизил прогноз роста мировой экономики на 2009 год до 2,2% — самый низкий уровень за двадцать пять лет. Сегодня все крупные развитые страны уже вошли в рецессию с реальным сокращением ВВП. Безработица, число конфискаций домов за неуплату ипотечных кредитов, банкротств компаний и частных лиц растут очень быстрыми темпами. Не избежали проблем и развивающиеся экономики — инвесторы из развитых стран быстро выводят свои капиталы, создавая давление на обменные курсы.
Координация антикризисных действий уже началась: центробанки одновременно снизили ставки, а правительства занялись стимулированием внутренних рынков. «В некотором роде речь идет о “плане Маршалла”, но в версии двадцать первого века. В послевоенные годы США были единственной страной, финансировавшей восстановление европейской экономики, но сегодня ни одна страна не обладает средствами, чтобы стать единственным локомотивом возрождения. Для этого нужно коллективное действие», — сказал «Эксперту» старший экономист Economist Intelligence Unit Роберт Уорд.
Впрочем, какие бы меры ни предпринимали правительства, ничто не спасет от сдувания глобальную финансовую отрасль, которая в последние десятилетия росла в разы быстрее остальной экономики.
Еще в 1960−х на банковскую, брокерскую и страховую деятельность в большинстве развитых стран приходилось около 10% корпоративных прибылей. В 2005 году в США и Британии, двух странах, где расположены крупнейшие мировые финансовые центры — Нью-Йорк и Лондон, эта цифра достигла уже 35%.
В то время как компании вроде Microsoft выросли на создании продуктов, которые хотя бы косвенно вели к росту производственных мощностей экономики, финансы не обеспечивают экономику товарами или услугами конечного потребления. Финансы — лишь механизм, который сводит вместе тех, кто сберегает, с теми, кто занимает.
Поэтому высокие темпы роста финансов нельзя напрямую сравнивать с ростом других секторов, например с информационными технологиями. Тот же Джордж Сорос, один из самых известных в мире финансистов, недавно заметил: «Размер финансового сектора сегодня не пропорционален остальной экономике. Он рос слишком быстрыми темпами, что привело к гигантскому пузырю последних двадцати пяти лет».
Например, в Британии на финансовый сектор приходится около 20% ВВП и почти 40% налогов с корпораций (в 1980−х было 15%). А оборот фондового рынка (вторичные торги на рынке акций) с 1965 года вырос с 10% номинального ВВП до 300% в 2007−м. Такой прирост вызван резким нарастанием объемов вторичных торгов: из-за того что компании финансового сектора не могли повысить долгосрочную норму прибыли (при долгосрочных вложениях на фондовом рынке она составляет 5–6% годовых), они просто стали чаще участвовать в торгах. Суммарный объем торговли акциями сегодня составляет 40 трлн долларов в год, что позволяет финансовому сектору зарабатывать 500 млрд долларов на администрировании торгов.
Рынок деривативов, производных ценных бумаг, и вовсе вырос до космических масштабов. Так, объем внебиржевых деривативов сегодня составляет 595 трлн долларов — в девять раз больше размеров мирового ВВП. А объем биржевых деривативов (опционы и фьючерсы) достиг, по оценкам Банка международных расчетов, 2,3 квадриллиона долларов.
«Такой рост рынка деривативов был основан на том, что они ликвидны и торгуемы, а также на их способности обходить регулирование со стороны национальных и международных правил. Последний фактор как раз и ставит вопрос о безопасности и стабильности этого сегмента финансовых рынков, который имеет весьма опосредованное отношение к реальной экономике. Ведь все эти сотни триллионов внебиржевых деривативов соответствуют лишь пятнадцати триллионам рыночной стоимости, то есть примерно трети мирового оборота фондовых рынков», — говорит Роберт Уорд из EIU.
Финансовая регионализация
Развал в начале 1970−х годов классической Бреттон-Вудской системы (где абсолютно доминировали США, а обменные курсы жестко фиксировались) привел к десятилетиям финансовой глобализации — через дерегулирование не только валютных рынков, но и банковских систем и инвестиционных правил. Это привело к гигантскому росту потока частных средств, что, с одной стороны, ускорило глобальные темпы роста, а с другой — повысило нестабильность в системе.
По мнению Джорджа Сороса, нынешний кризис настолько серьезен, что фактически означает конец эры финансового капитализма. По его мнению, мировая экономика сейчас начинает двигаться от «рыночного фундаментализма» к большей степени регулирования финансовой системы. Хотя это не означает автоматического и полного заката финансовых рынков и институтов.
Большой риск сегодня состоит в том, что если нынешний кризис приведет к глобальной рецессии, то инвесторы затребуют (уже начали требовать) повышения премии за риск при владении финансовыми активами. Так уже происходило сразу после Великой депрессии и длилось до начала 1970−х. В таком случае объем капитала, доступный для финансовых институтов, чтобы зарабатывать на нем прибыль, сократится.
Собственно, это уже подтверждается событиями в финансовых центрах мировой экономики — Нью-Йорке и Лондоне. Сокращаются десятки тысяч рабочих мест, причем некоторые банки целиком ликвидируют подразделения, работающие на глобальных рынках капитала. Они возвращаются к менее прибыльной (но и менее рисковой) работе со своими традиционными клиентами — частными лицами и корпорациями, поскольку этот вид деятельности более прозрачен и понятен, чем создание производных ценных бумаг, оторванных от реальной экономики.
Опираясь на этот тренд, можно сделать прогноз. Во-первых, мир входит в фазу финансовой регионализации. Банки будут работать с теми клиентами, которые им понятнее, а значит, и ближе географически. Инвестбанковская отрасль, которая играла роль главного оценщика стоимости активов и рисков, оказалась в глубоком кризисе, поэтому оценивать риски всем теперь придется самостоятельно. А это требует более глубокого знания предмета. Раз капитала становится меньше, он дорожает, а риски растут, то свободных ресурсов для воплощения глобальных амбиций не будет. А это неизбежно будет означать развитие региональных финансовых центров и некоторое валютное обособление региональных зон. Эта тенденция сегодня проявляется прежде всего в том, что падающие глобальные банковские группы находят покупателей на конкретные региональные подразделения.
Во-вторых, увеличится значение реальных торговых потоков. В последние годы в силу переразвитости финансовой системы валютные курсы, да и та же стоимость сырьевых товаров, больше зависели от потоков капитала, чем от торговых балансов. Теперь торговля вернет свое фундаментальное значение. При этом резкой торговой регионализации не произойдет. В мире уже сложилась определенная отраслевая специализация по регионам, и она вряд ли быстро изменится. Электронику по-прежнему будут везти из Восточной Азии, сельхозпродукцию — из Латинской Америки, а нефть — из Персидского залива.
В-третьих, сохранение международной торговой системы будет означать, что сохранится и особое положение США и американского доллара. Какое-то время они останутся главной несущей конструкцией мировой торговли. Течение кризиса, собственно, уже показало, что доллар рано списывали со счетов. Между тем слабость доллара в последние годы была вызвана во многом именно колоссальным завышением стоимости активов. Капиталу было тесно в США, и он переливался через край на остальные рынки (в каком-то смысле Америка выступала как переработчик колоссальных сбережений азиатских стран). Теперь предложение капитала резко упало, торговый дефицит США перестал расти и даже чуть сократился — и доллар укрепляется.
Тот же евро в последние годы был сильным не потому, что в Европе все было гораздо лучше, чем в США. Поскольку торговый дефицит США с азиатскими странами быстро рос, а значительно укрепляться своим валютам Китай и Япония не давали, то через кросс-курсы это вело к укреплению евро относительно доллара. Теперь этот дисбаланс постепенно выправляется, но, поскольку экспортная стратегия Японии и Китая остается прежней, ожидать быстрого и значительного укреплениях их валют не стоит. В Евросоюзе же дела идут ничуть не лучше, чем в США.
Так что в среднесрочной перспективе доллару пока ничто не угрожает. Даже пресловутый дефолт по американским гособлигациям, на вероятность которого указывают некоторые аналитики, вряд ли подорвет его позиции. Гипотетическая реструктуризация долговой нагрузки только поможет Америке оздоровить госфинансы, снизит удельную долговую нагрузку, а значит, поддержит доллар. Так что, несмотря на диверсификацию мировой экономики, США еще долго будут оставаться первыми среди равных.
Лондон
«Эксперт» №46 (635)/24 ноября 2008 (http://www.expert.ru/printissues/expert/2008/46/ot_cemerki_k_dvadcatke/)
http://www.expert.ru/images/graphs/4548/454851.gif
http://www.expert.ru/images/graphs/4548/454852.gif
http://www.expert.ru/images/graphs/4548/454853.gif
http://www.expert.ru/images/graphs/4548/454854.gif
Кризис 2008 года: "Момент истины" для глобальной экономики и новые возможности для России (http://www.vopreco.ru/rus/redaction.files/12-08.pdf)
Кредитный "пузырь" и пеколация финансового рынка (http://www.vopreco.ru/rus/redaction.files/10-08.pdf)
Обзор экономической ситуации в регионах показывает, что России до действительно тяжелой депрессии еще далеко, а скорее всего, ее и не будет. После серьезного спада в 10–15% годовых и не очень продолжительного периода стагнации в регионах начнут быстро развиваться центры новых структурных сдвигов (http://www.expert.ru/printissues/expert/2008/47/katastrofa_otkladuvaetsya/)
Как отпускать рубль
Выбранная ЦБ тактика постепенной девальвации рубля пока не успокаивает, а лишь разжигает спекулятивный спрос на валюту. Альтернативный сценарий существенной разовой корректировки курса и его дальнейшей фиксации тоже не застрахован от неудачи (http://www.expert.ru/printissues/expert/2008/47/kak_otpuskat_rubl/)
Экономическая зима закончится в 2015 г.
Каковы будут последствия мирового финансового кризиса, как станет
развиваться банковский бизнес, изменится ли мировая финансовая ар-
хитектура? Об этом мы побеседовали с партнером компании МАГ КОН-
САЛТИНГ, ведущим блога mgorsky0.livejournal.com Микаэлом ГОРСКИМ. (http://www.bankdelo.ru/articles/gorsky.pdf)
Выход из кризиса
Истоки современного глобального финансо-
вого кризиса кроются в монетарной политике
США начала 2000-х гг. – политике дешевых
денег. Ставки падали до уровня 1%. Избы-
точная ликвидность привела не к ожидаемому
росту инвестиций, а к увеличению потреби-
тельского кредита и буму на рынках недвижи-
мости и ценных бумаг, связанных с ипотекой. (http://www.bankdelo.ru/articles/dvoretska.pdf)
Финансовый кризис в России как путь
реструктуризации банковского сектора
В 2008 г. развивающийся российский банков-
ский сектор оказался перед лицом одного из
самых серьезных в истории глобальной эконо-
мики финансовых и экономических кризисов.
Начавшийся в 2007 г. с ипотечного рынка
США, кризис быстро распространился на веду-
щие мировые финансовые рынки. Ряд эконо-
мистов и финансистов, отражающих официаль-
ную позицию Кремля и Правительства РФ и
близкие к ним по взглядам, высказывали тогда
мнение, что Россия избежит влияния кризиса
и только выиграет от него, оставшись «остров-
ком стабильности в бушующем океане». (http://www.bankdelo.ru/articles/rybin.pdf)
Потребительский кризис в США
Определяющим процессом второй фазы кризиса было начало экономического спада в США. Американское Статбюро, конечно, будет еще долго вешать нам лапшу на уши со своим “замедлением роста”, но набирающее обороты сокращение занятости вполне недвусмысленно говорит о том, что рецессия в Штатах – это уже даже не настоящее, а прошлое. Американская экономика входит в следующую фазу – потребительский кризис. И именно это явление будет одним из двух главных драйверов процессов в мировой экономике в следующие полгода.
Потребительский кризис – это свертывание потребительского рынка, т.е. сокращение совокупного потребления. Причем не просто реального потребления, но и номинального. Не секрет, что с конца 40-х мотором экономики США являлись именно потребительские расходы, причем с 70-х – практически единственным мотором. Я не буду здесь еще раз подробно описывать американскую модель колониального налогообложения и систему перераспределения внешних колониальных налогов в стране – это уже на сто раз все переговорено. Просто констатирую, что, в конечном итоге, именно неуклонное увеличение номинальных потребительских расходов обеспечивает приток иностранных капиталов в финансовые инструменты США. Стабильный же приток капиталов позволяет, с помощью кредитного и инвестиционного субсидирования по сути убыточных американских предприятий, удерживать в латентном состоянии перманентный кризис перепроизводства, идущий уже почти 40 лет. В результате, обеспечивается непрерывный виртуальный экономический рост, который, в свою очередь, снова стимулирует экспансию потребления.
Таким образом, снижение номинальных потребительских расходов, да еще одновременно с масштабным инвестиционным застоем – это точка провала в явный кризис перепроизводства, т.е. в дефляционно-депрессионную спираль. А поскольку после Второй Мировой потребительского кризиса и кризиса перепроизводства в США еще ни разу не было и многие могут мне не поверить на слово, то расскажу о том, почему я ожидаю его начала именно сегодня.
На приведенном ниже графике хорошо видно, что происходило с ростом и финансированием номинальных потребительских расходов в последние годы.
http://img176.imageshack.us/img176/2893/42409590mn5.png (http://imageshack.us)
Рисунок 1. Рост потребительских расходов, финансовых обязательств и сбережений населения
Во время дотком истерии в 1997-2000, население резко нарастило свои номинальные расходы, причем основой их финансирования стал отказ от сбережений. Точнее, впервые в послевоенной истории, население США занялось потрошением копилки. Последующий коллапс Интернет пузыря чуть не сбросил страну в потребительский кризис – рост номинальных расходов в 2001 упал почти до нуля. В первую очередь это было обусловлено резким замедлением увеличения доходов, вызванного как масштабным сжатием рынка труда, так и убыточностью инвестиций. Однако, когда перепугавшаяся депрессии ФРС стремительно снизила ставку до 1%, население не смогло устоять перед соблазном набрать кучу практически бесплатных ипотечных кредитов. Да и откладывать деньги в банк, при почти нулевой ставке по депозитам, казалось глупым. В результате, рост потребительских расходов стабилизировался. А начавший к концу 2002 взлет цен на жилье, вызвал новый приступ жадности у населения США, и в помраченном сознании вообразив себя инвесторами, люди снова дружно полезли за копилками.
Как видно из графика, экспансия потребительских расходов достигла своего пика в 2005, составив 11.3% годового роста. Но стоило только перегретому рынку жилья в 2006 забуксовать, как этот показатель немедленно рухнул до 4.6%. К сожалению, пока не опубликованы данные по сбережениям населения за 4кв. 2007, но по результатам первых трех кварталов, их рост составил почти 0.6% годовых от располагаемых доходов. Так что, скорее всего, мы увидим нулевой рост сбережений в 2007, вместо имевшей место траты в 2005 и 2006. Соответственно, годовой рост номинальных потребительских расходов составил не более 0.7%. К слову - учитывая инфляцию, мне вообще трудно понять, о каком росте реального потребления в 2007 говорит Статбюро США. В лучшем случае реальное потребление стагнировало, а более вероятно – начало сокращаться уже в третьем квартале, и вышло на отрицательные годовые цифры. Это еще одно подтверждение того, что рецессия началась уже в октябре.
И вот теперь возникает очень интересный вопрос – что происходит с потребительскими расходами сегодня, и что с ними будет происходить завтра?
У населения имеются следующие источники средств, расходуемых на потребление: оплата труда, бизнес доходы и доходы от инвестиций, социальные выплаты, кредит и накопленные сбережения. Поэтому сумму номинальных расходов населения можно посчитать очень просто – к номинальному располагаемому доходу за год, который складывается из оплаты труда, инвестиционных доходов и социальных выплат [1], прибавить расширение персонального кредита [2] и вычесть сумму годовых сбережений [1]. Вообще говоря, это не совсем точно, поскольку какие-то деньги тратятся американцами и гастарбайтерами за границей, а с другой стороны иностранцы тратят деньги в США. Но это сравнительно небольшие суммы и они примерно уравновешивают друг друга. Посмотрим, что происходило со всеми этими источниками доходов в последнее время и прикинем, что с ними случится в дальнейшем.
Во-первых, официально с января 2008, а неофициально может быть уже с ноября, идет и ускоряется сжатие рынка труда [3]. В январе озвучена цифра сокращений в 22 тыс. рабочих мест, в феврале – 63 тыс. Если учесть, что эти цифры брехня и реальные сокращения значительно больше, то к концу лета мы увидим еще порядка 1 млн. уволенных. Понятно, что доходы этого нового миллиона безработных вряд ли вырастут по сравнению с 2007. Более того, лишний миллион свободных работников на рынке труда и экономический спад, отнюдь не сулящий больших прибылей, вряд ли стимулируют работодателей к масштабным увеличениям зарплат персонала. Поэтому ждать особого роста совокупных заработков в США в обозримой перспективе не приходится.
Во-вторых, ускоряющееся падение мирового фондового рынка и рынка недвижимости, не оставляет никаких надежд на рост спекулятивных доходов в 2008г по сравнению с 2007. Причем это касается как персональных операций, так и средств, вложенных через различные инвестиционные фонды. Развивающийся кризис неизбежно сократит бизнес доходы собственников компаний и дивиденды акционеров. Более того, резкое снижение целевой ставки ФРС, уменьшит даже процентные выплаты по банковским вкладам. Наконец, уже в первом полугодии финансовый кризис должен добраться до страховых компаний и пенсионных фондов, которые начнут один за другим квакаться, так что совокупный объем пенсионных и страховых выплат также начнет снижаться.
Точно посчитать сумму доходов, которой не досчитается население в 2008, довольно затруднительно. Тут нужно исходить из того, что в пузырь недвижимости и новый фондовый пузырь было вовлечено примерно вчетверо больше личных сбережений и заемных средств, чем в дотком пузырь 1997-2000, и что даже краткосрочные последствия развивающегося кризиса для экономики и рынка труда будут более серьезными, чем крах Интернет индустрии. Поэтому, я рискну предположить, что номинальный рост совокупных доходов населения в 2008 снизится по меньшей мере на 40% к 2007 и составит менее $325 млрд. Тем более, что падение прироста располагаемых доходов населения в четвертом квартале 2007 ниже $100 млрд., вполне натурально экстраполируется в $325 млрд. за следующие 4 кризисных квартала. Таким образом, номинальные располагаемые доходы населения, скорее всего, не превысят $10,500 млрд. в 2008.
В-третьих, произошли фундаментальные изменения в персональном кредитовании. В июне 2007, в статье “Я пригласил вас, господа” [4], посвященной пузырю персонального долга американцев, я представил подробный анализ кредитного тренда с 1973 по первый квартал 2007 включительно и сделал следующий вывод: “Замедление динамики приращения финансовых обязательств уже происходит с конца 2005, и максимум в первом квартале 2008 график развернется сперва к росту доходов населения, а потом и к своему абсолютному значению. Жизнь взаймы закончилась”. И хотя данные за первый квартал 2008 еще не вышли, но даже по результатам 4кв. 2007 [2] можно уверенно утверждать, что относительный рост персональной задолженности к номинальному росту доходов населения развернулся уже в январе. Опираясь на выводы, сделанные в упомянутой статье, я практически не сомневаюсь, что наметившийся тренд снижения относительной персональной задолженности продолжит усиливаться и, вероятнее всего, по итогам года прирост финансовых обязательств населения составит всего порядка $400 млрд. против $877.1 млрд. в 2007 и $1,194.2 млрд. в 2006. На приведенном ниже рисунке видно изменение поквартальной динамики роста персонального долга с 2001 и мой ориентировочный прогноз на 2008. А если еще раз присмотреться к Рис. 1, то хорошо видно, что последнее десятилетие именно расширение кредита обеспечивало львиную долю роста расходов населения.
http://img176.imageshack.us/img176/1360/22636345hr1.png (http://imageshack.us)
Рисунок 2. Поквартальное изменение роста финансовых обязательств населения США
Наконец, все тот же развивающийся обвал на жилищном и фондовом рынках, в сочетании с сокращением рынка труда, наконец-то отрезвил население и оно, похоже, в основной массе возвращается к практике сбережений на черный день. Как я уже сказал выше, растрата сбережений в 2007, скорее всего, прекратилась. И если считать, что в 2008 люди действительно крепко испугаются и будут хотя бы так же осторожны, как и в 2001 – после дотком кризиса, то годовой рост сбережений может прыгнуть выше 2% к располагаемым доходам и перевалить за $210 млрд.
Суммируя, все сказанное, получается, что совокупный объем средств, который будет направлен на потребление в 2008, составит $10,500 млрд. располагаемых доходов + $400 новых кредитов - $210 млрд. сбережений, что равняется всего $10,690 млрд. против прогнозных $11,052.3 млрд. в 2007. Это сокращение номинального объема потребительских расходов на 3.3%! Первое сокращение за все время после Великой Депрессии.
И тут не помогут даже $150 млрд. подарков от Деда Мороза, в смысле от Дж. Буша, которые он обещает разослать осенью, поскольку больше 2/3 населения собирается либо пустить их на выплату кредитов, либо отложить на черный день. Если честно, то я вообще не вижу вариантов серьезного увеличения приведенных выше цифр потребительских расходов, даже если ФРС снизит ставку до 0%. Чтобы люди снова начали набирать и тратить на всякую дурь кредиты, им, во-первых, требуется где-то взять залог, а большая часть их имущества – это дома, которые и так уже под залогом, да еще и дешевеют как из ведра, а во-вторых, им нужно подсунуть новый чрезвычайно простой и очень заманчивый лохотрон, вместо сдохших пузырей недвижимости и фондового рынка. А это, между прочим, не так-то просто сделать, особенно за несколько месяцев.
Таким образом, США сегодня на всех парах влетают в полномасштабный потребительский кризис, которого ни разу еще не видели после Второй Мировой. Причем провал в это состояние произойдет еще до конца апреля, поскольку март-апрель – это время уплаты персональных налогов и в этот период у людей точно не будет лишних денег на побрякушки. Кстати, если кто-то считает уплату налогов пустяком, то напомню, что первый обвал цен на рынке жилья США начался в апреле 2006, а окончательный разворот тренда недвижимости – в марте 2007. И это случилось явно не от переизбытка свободных денег у населения. Самым же недоверчивым напомню, что уже в феврале розничные продажи в США упали на 0.6% – ниже номинальных объемов сентября-октября 2007, а про ничтожные объемы продаж домов мне уже даже упоминать неудобно.
Масштабное сокращение потребительских расходов, естественно, в первую очередь коснется не китайских трусов и техасских бифштексов, а товаров долговременного пользования – мебели, электроники, автомобилей и пр. (кстати, преимущественно, американского производства), домов, разной бессмысленной фигни, которую американцы сами не знают, зачем покупают, а также сектора потребительских услуг – общепита, развлечений, медицины, образования, туризма и т.п. Естественно, что почти во всех секторах, где начнется снижение потребления, произойдет ужесточение конкуренции и компании, чтобы выжить, начнут агрессивное снижение розничных цен. А поскольку снижение потребления коснется большинства сегментов американской экономики, то, в целом, на потребительском рынке рост цен резко затормозится и даже может уйти в отрицательную зону еще до начала кризиса перепроизводства в конце лета. Я не знаю, как это будет называться на птичьем языке финансовых властей США, но вам я по секрету скажу термин, который будет точно описывать начавшийся период – “дефляционная депрессия ”. Здравствуй, новый 1929.
ИСТОЧНИК (http://www.avanturist.org/column/3/source/1407)
Спад обернется дефицитом
За пять месяцев нефть подешевела на 100 долларов за баррель. Несмотря на все заявления ОПЕК ближайший год станет временем относительно недорогой нефти (http://www.expert.ru/printissues/expert/2008/48/spad_obernetsya_deficitom/)
.
Общемировой объем убытков и списаний финансовых компаний достиг триллион долларов
18.12.2008
Общий объем списаний и убытков, которые понесли во всем мире финансовые компании, достиг один триллион долларов. Эта отметка была достигнута с учетом квартальных убытков в 2,2 миллиарда, о которых в среду сообщил Morgan Stanley, а также квартальных убытков Goldman Sachs в 2,1 миллиарда долларов. В ближайшее время эксперты не ожидают улучшения макроэкономической ситуации.
Совокупный объем списаний и прочих убытков, понесенных финансовыми организациями всего мира во время кредитного кризиса, уже превысил отметку в триллион долларов. Психологически важная отметка была пройдена после того, как банки Goldman Sachs и Morgan Stanley отчитались об убытках на 2,32 и 2,2 миллиарда долларов за квартал соответственно.
Американские финансовые организации (банки и страховщики) потеряли от кредитного кризиса около 678 миллиардов долларов, а европейские - приблизительно 300 миллиардов долларов. Кроме того, убытки понесли и банки на других континентах. Об этом сообщает агентство Bloomberg.
Агентство также отмечает, что финансовые организации потратили около 928 миллиардов долларов на рекапитализацию и уволили 39 тысяч человек. В одних только США на спасение банков было потрачено около 700 миллиардов долларов.
Больше других от финансового кризиса пострадал американский банк Wachovia, который списал около 96,5 миллиарда долларов. В свою очередь Citigroup потерял в течение последнего года около 67 миллиардов долларов, а швейцарский UBS - 48,6 миллиарда долларов.
Банки в развитых странах по всему миру стали списывать огромное количество ценных бумаг как безнадежные долги после того, как в США разразился ипотечный кризис. Считается, что он был вызван тем, что в мире было выпущено большое количество необеспеченных ипотечных ценных бумаг. Ипотечный кризис быстро привел к финансовому, а тот, в свою очередь, - к общеэкономическому.
Для того, чтобы понять, насколько велика цифра в один триллион долларов, достаточно сказать, что общие доходы бюджета России на 2009 год запланированы на уровне 10,9 триллиона рублей (около 390 миллиардов долларов).
Источник (http://www.treli.ru/newstext.mhtml?Part=5&PubID=23950)
В поисках ответа на кризис (http://www.expert.ru/printissues/expert/2008/49/v_poiskah_otveta/)
Владислав Иноземцев, доктор экономических наук, директор Центра исследований постиндустриального общества, издатель и главный редактор журнала «Свободная мысль»
Для поддержания российской экономики необходимо ограничить отток капитала, отказать в помощи олигархам, удержать курс рубля и подавить инфляцию
Кризис в российской экономике становится реальностью. И хотя его называют мировым, проявления кризиса в России отражают итоги развития отечественной, а не глобальной экономики. Становится ясно, что главными ошибками власти в 2001–2007 годах стали отказ от структурной перестройки экономики в угоду интересам монополистов-сырьевиков, неуемная «финансиализация» экономики и превращение капитализации в фетиш, оправдывающий всё, в том числе наращивание внешнего долга, и наконец, выстраивание «вертикали власти», которая была абсолютно невосприимчива к любым отличным от официальных подходам к развитию отечественной экономики.
Однако сегодня выяснение причин кризиса не самая главная задача. Значительно более важны трезвая оценка динамики кризиса и поиск мер для его смягчения.
Сегодня очевидны три самых опасных проявления кризиса. Это отток капитала (24,6 млрд долларов в сентябре, 50,4 млрд в октябре и не менее 65 млрд с 1 ноября до конца года) на фоне сокращения валютных резервов (–146,6 млрд долларов за 1 августа—21 ноября); снижение курса национальной валюты (на 17,25% с 18 июля по 1 декабря) при невозможности наполнить банковскую систему ликвидностью из-за ухода средств на валютный рынок (на фоне вброса за октябрь–ноябрь более 1 трлн рублей среднедневные остатки на корреспондентских счетах банков в ЦБ упали с 732 млрд рублей в сентябре до 601,3 млрд в ноябре); и наконец, падение производства, которое будет сопровождаться радикальным снижением зарплаты и массовыми увольнениями работников.
Эти проявления указывают на три задачи: 1) урегулирование ситуации с платежами по внешнему долгу; 2) определение курсовой политики и прекращение финансовых спекуляций; 3) оказание финансовой помощи реальному сектору, отражающейся на благосостоянии российских граждан. Какими могли бы быть «нетипичные» меры?
Жесткий ответ
Хотя высшие российские руководители подчеркивают приверженность либеральной экономической политике, она не дает результата, будучи соединена с «ручным управлением» экономикой. Избирательность оказываемой властями помощи не вызывает у инвесторов уверенности, и отток капитала отлично это доказывает. В такой ситуации требуются экстраординарные меры: запрет на вывоз капитала и регулирование курса рубля ради обретения свободы действий в регулировании финансовых потоков внутри страны. Сегодня, когда рубль представляет собой не более чем квитанцию на покупку долларов или евро, а сами доллар и евро стабильно укрепляются по отношению к рублю при попустительстве Центрального банка, наивно полагать, что деньги, выделяемые правительством банкам и предприятиям, могут оказаться где-либо, кроме валютного рынка. И поэтому «отсоединение» российской финансовой системы от мировой может иметь позитивный эффект. Речь, разумеется, не идет о дефолте или о прекращении выплаты долгов. Напротив, было бы правильно выплатить те 130–150 млрд долларов, которые российские корпорации должны западным кредиторам, в 2008–2009 годах практически авансом — и затем ввести избирательные ограничения на вывоз капитала.
Термин «избирательные ограничения» применительно к такой ситуации был ранее использован правительством Малайзии, которое ввело такие меры в сентябре 1998 года, пытаясь сдержать финансовый кризис. Какими были шаги малазийцев? Прежде всего запрет вывоза капитала из страны — исключение было сделано только для оплаты импортных контрактов. Курс местной валюты, ринггита, был зафиксирован к доллару на уровне 3,80 RM/$ (до начала кризиса он составлял 2,60 RM/$, но в низшей точке падения, летом 1998 года, опускался до 4,75 RM/$). Весь экспорт был номинирован исключительно в долларах для большего их притока в страну. Держателям наличной малазийской валюты за рубежом предлагалось внести ее на банковские счета в малазийских банках в месячный срок. Запрещалось предоставлять кредиты иностранным компаниям и покупать активы за рубежом. Средства, полученные от продажи акций, которыми иностранные инвесторы владели менее семи месяцев, облагались 30−процентным налогом — но при этом прибыль от прямых иностранных инвестиций могла быть репатриирована. Каким оказался итог этих мер? Эксперты и сегодня спорят относительно их эффективности, но некоторые факты признаны всеми. В частности, с момента введения ограничений национальный банк начал снижать ставки, и экономика стала наполняться деньгами. Россиянам трудно в это поверить, но вместе со снижением ставки (с 10,5 до 6%) падала и инфляция (с 5,3% в первой половине 1998 года до 2% во второй половине 1999−го). Отток капитала, составлявший в 1996 году 9,99 млрд долларов и выросший до 25,4 млрд долларов в 1998−м, в 1999 году сократился до 7,71 млрд, а в 2000−м — до 4,17 млрд долларов. Безработица с 1997−го по 1999 год выросла с 2,6 до 3,4% трудоспособного населения, тогда как в Южной Корее — с 2,6 до 6,3%, а в Индонезии — с 0,9 до 4,2%. В промышленности спад был преодолен намного быстрее, чем в других странах региона.
Можно ли повторить сегодня малазийский эксперимент в России? Можно, но он вряд ли даст аналогичный результат. Малазийской политической элите можно было не оглядываться на Запад, с которым нынешняя российская финансовая и политическая олигархия связана бесчисленными нитями. Управление экономикой было организовано куда более профессионально, чем в сегодняшней России, а коллективизм населения вообще невозможно сравнивать с современным российским индивидуализмом. Помимо этого малазийский ответ был дан тогда, когда кризис прошел свою наиболее острую фазу — а мы сегодня вряд ли еще достигли «дна». Поэтому было бы целесообразнее предложить более мягкий вариант действий в рамках той же парадигмы.
Разумная достаточность
Тактика разумной достаточности, которая кажется нам оптимальной, исходит из того, что в условиях стремительного сокращения валютных резервов отток капитала из страны должен быть остановлен, а курс рубля на внутреннем рынке стабилизирован ради купирования негативного влияния кризиса на уровень жизни населения. В общем и целом нельзя не согласиться с теми, кто считает девальвацию в условиях падения цен на нефть и оттока капитала естественной, но надо напомнить, что она была бы еще более естественной, если бы рублю в 2006–2008 годах дали укрепиться до его истинной рыночной цены 14–16 руб./доллар. Но движение вверх было искусственно сдержано, а падение считается сегодня нормальным и оправданным. Мне так не кажется.
Повторю еще раз: государству сегодня нужно перекрыть отток капитала из страны. И если это нельзя сделать жесткими мерами, следует пойти иным путем и заставить заплатить за долговой кризис тех, кто аккумулировал все эти долги: олигархов и госкорпорации. Следует отказаться от помощи нерадивым заемщикам и допустить их (не государства!) дефолты. Последнее может принести весьма неожиданные результаты.
Сегодня внешние займы корпораций и банков в общей сумме около 48 млрд долларов, которые должны быть выплачены в 2008–2009 годах, гарантированы акциями российских эмитентов — самих заемщиков или компаний, входящих в их промышленно-финансовые группы. О залоге контрольных пакетов ни разу не сообщалось. Отказ в государственной помощи будет означать самое большое привлечение иностранного капитала в российский реальный сектор. Заснув вечером кредиторами, утром банкиры проснутся долгосрочными инвесторами — и нет сомнений, что они как никто будут заинтересованы в том, чтобы производственные и финансовые показатели российских компаний восстановились как можно быстрее. Это сэкономит стране десятки миллиардов долларов резервов. Более того, подобная новость вызовет стремительное обесценение необеспеченных синдицированных кредитов и евробондов российских эмитентов. Их доходность, ныне превышающая в долларах 20% годовых (за исключением «Газпрома»), вырастет как минимум в полтора-два раза, а цена (при погашении в 2014–2015 годах) упадет ниже 50% от номинала. В такой ситуации правительство РФ могло бы без труда конвертировать эти обязательства в государственные облигации с погашением в 2025–2030 годах (сейчас они приносят 10–11% годовых). Основная причина оттока капитала была бы снята, а у властей появились бы пять-десять лет для взыскания, теперь уже в свою пользу, долгов российских банков или корпораций (или же национализации их активов).
Эти меры, заметим, совершенно легальны: государство никогда не принимало на себя гарантий по долгам корпораций, а переоформление части из них в долгосрочные бумаги будет оценено инвесторами как спасительный шанс, а отнюдь не как дефолт (тем более что объявлять его следовало бы в совершенно добровольном порядке).
Параллельно могло бы быть введено законодательство о валютном контроле, ограничивающее переводы средств за рубеж только осуществлением импортных операций и вводящее за ними жесткий мониторинг, а также запрещающее кредитование нерезидентов и покупку российскими юридическими лицами активов за рубежом. Все эти ограничения не коснулись бы граждан и были бы введены на конкретный срок (два-три года).
Проблема курса и борьба с инфляцией
Практическое подавление оттока капитала из страны представляется необходимым в первую очередь для решения проблемы стабилизации валютного курса, которая имеет в России совершенно особое звучание. Страна импортирует почти 50% продовольствия, 75% медикаментов, от 55 до 70% качественных потребительских товаров. Скачок курса доллара сделает их недоступными для граждан и резко снизит уровень жизни. То же самое относится и к валютным кредитам, обслуживать которые станет дороже. Если ставится задача спасения среднего класса, без поддержания курса ее не решить.
В случае резкого сокращения оттока капитала для поддержания курса на нынешнем уровне (скажем, его фиксации на уровне 28 руб./доллар) появятся все основания. Жесткое закрепление курса снизит спрос на валюту со стороны спекулянтов, сейчас скупающих доллар в надежде на его рост. Убедившись в стабильности курса, население тоже перестанет скупать валюту, и давление на рубль ослабеет. Прекращение спекуляций поможет выдавить свободные денежные средства из банков в реальный сектор. При учете огромного вброса денег — уже произошедшего и намечающегося — откроется возможность снижения процентных ставок. Это, разумеется, не предотвратит спад, но и тут есть положительный момент: предприятия и население будут тратить меньше, следовательно, объективно сократятся и темпы инфляции. Это происходит сейчас во всем мире — и только Россия и ее Центральный банк делают все, чтобы инфляция не прекращалась. Такое положение нужно менять. Замечу, сегодня для этой меры есть и внешний фон: привязав рубль к доллару, мы обеспечим его неизбежное обесценение по отношению к евро (который подешевел к доллару в июле-ноябре на 20,7% и наверняка отыграет часть падения в 2009–2010 годах). Рост евро будет способствовать удорожанию импорта из Европы (откуда в Россию приходит 52% импортных товаров) и сделает его менее конкурентоспособным.
Единственными «проигравшими» окажутся наши нефтяники и производители иного сырья. Да, их прибыли сократятся. Но кто поверит, что в последние годы они работали с убытком? Только недавно «Роснефть», например, отчиталась, что за 9 месяцев 2008 года получила по US GAAP прибыль в 10,345 млрд долларов — на 139% больше, чем за тот же период 2007 года! А бензин на российских заправках? Он ведь практически не подешевел с августа, хотя в США его цена упала более чем вдвое и составляет сейчас в пересчете 14 рублей за литр. Не эти компании надо жалеть, выбирая между их выгодой и судьбами россиян.
Поэтому повторю еще раз: удержание стабильного курса рубля, сижение процентных ставок и борьба с инфляцией — все это задачи, для которых трудно найти лучший момент, чем нынешний. Но лишь в случае, если будет решен вопрос оттока капиталов.
Внутренние задачи
Все предложенные меры должны сформировать основу для начала нового экономико-технологического цикла в развитии российской экономики. Даже при их осуществлении в самом оптимальном варианте сокращение внешнего и внутреннего спроса не может не сказаться на российской экономике. Вряд ли в 2009 году будет зафиксирован рост ВВП, а объем промышленного производства практически наверняка сократится.
В такой ситуации неизбежно обострится конкуренция производителей, что даст возможность активизировать государственную антимонопольную политику, отсутствие которой во многом привело к нынешнему кризису. Сокращение налогов должно стать сигналом к удешевлению и сокращению непомерно разросшегося государственного аппарата. Для наполнения бюджета придется отказаться от плоской шкалы налогообложения и перейти к прогрессивному налогу с наивысшей ставкой 30–35%. Для поддержания стабильности цен следует отменить правительственные акты, санкционирующие повышение с 1 января 2009 года тарифов на товары и услуги естественных монополий, что учло бы сокращение долговой нагрузки на них и неизбежное падение спроса, делающее не очень актуальным немедленную реализацию инвестпрограмм.
Важнейшая задача, которую Россия может решить в ближайшем будущем и для решения которой кризис открывает новые возможности, — активизация конкуренции. В ближайшее время должна возрасти конкуренция за все: за сбыт продукции, за получение бюджетных средств, за рабочие места, за доступ к кредитным ресурсам. Ее итогом должно стать сокращение непроизводительных функций, прекращение роста зарплат, уменьшение штатов и рост производительности труда. Наша экономика должна стать по-настоящему рыночной, а не сочетающей элементы финансовых пирамид с «распределением по потребностям» в крупных корпорациях, в одну из которых уже превратилось и само российское государство. И все это должно происходить в условиях, как обещал президент, полного выполнения властью ее социальных обязательств.
Подчеркну еще раз: какой бы последовательной и выверенной ни была политика российских властей, кризис оставит свой след на российской экономике. И потому потребуется продолжить усилия по избирательному снижению налогов и адресной помощи наиболее уязвимым слоям населения. Практика показывает: ничто так не способствует экономическому подъему, как восстановление потребительского спроса. Нужно централизованно рефинансировать ипотечные портфели банков, дав им возможность выдавать новые кредиты. Необходимо осуществить единовременные адресные выплаты наиболее незащищенным гражданам. Желательно даже реализовать пусть и небольшую, но показательную программу возврата части уплаченных россиянами налогов, как это было сделано в этом году в США. Пойти на серьезные отсрочки по выплате ранее полученных гражданами ипотечных кредитов. Уделить особое внимание той молодежи, которая сформировалась в 2000−е годы и еще не знакома с кризисами.
Можно предложить еще много мер, но главное — нужно начать с ограничения оттока капитала, отказа от помощи олигархам, удержания курса рубля и подавления инфляции. Именно на этом только и может быть основана последовательная и реализуемая программа помощи российскому среднему классу.
Источник (http://www.expert.ru/printissues/expert/2008/49/v_poiskah_otveta/)
Не стоит усиливать напряжение
Татьяна Гурова, первый заместитель главного редактора журнала «Эксперт»
«И есть хочется, и худеть хочется» — эта реплика героя «Пьесы о механическом пианино» мне часто приходит на ум в пору сегодняшнего кризиса. Потому что в кризис очень сложно удержать линию, которая не будет еще больше дестабилизировать и так раскаченную ситуацию. Приведу пример. Одна из основных мер по управлению кризисом — демпфирование спада производства и торговли. Для этого нужно вбрасывать в экономику деньги. Но тогда не решается задача уже собственно самого кризиса — повышение эффективности хозяйства. Для того чтобы добиться этого, деньги надо ограничивать. При этом, ограничивая деньги, очевидно, можно добиться неоправданно масштабного спада производства. Как вбросить столько денег, чтобы и кризис был не слишком продолжительным, и эффективность поднялась, — вопрос сильно нетривиальный.
Так же, на мой взгляд, обстоит дело и с предлагаемым рецептом смягчения кризиса через создание условий для прекращения оттока капитала. Плохо ли, что происходит масштабный отток капитала, ослабляющий нашу валюту? Плохо. Хорошо ли, что мы допустим череду дефолтов крупных российских корпораций и резкое усиление присутствия иностранного капитала в крупном российском частном и государственном бизнесе? Тоже плохо. Чем мы потом будем расплачиваться за это принятое под давлением обстоятельств решение, неизвестно. Нельзя исключить, что все закончится так же, как с Ковыктой, так зачем же подставляться? Не меньше опасностей сулит и путь скупки государством подешевевших долгов российских корпораций с последующей возможностью национализации. Собственно, не сам этот путь, а именно возможность национализации.
Первая задача любой антикризисной политики — стабилизация ситуации. Звучит слишком общо, но экономическая система такая сложная вещь, что особое выделение более частных задач часто может оказаться деструктивным. В России сегодня создавать дополнительные условия для существенных сдвигов в структуре собственности непродуктивно, так как эта структура и так испытывает большое напряжение. Не стоит усиливать напряжение между частным капиталом и государством, особенно втягивая в это напряжение иностранцев. В этом смысле, может быть, и неподходящий малайзийский опыт более мягок, поскольку работает на патриотизм капитала, то есть уплотняет структуру национальной собственности, а не расшатывает ее.
Вторая задача, которая, мне кажется, должна моделировать антикризисную политику, — создание определенного градиента в движении капиталов. Собственно, это часть работы на стабильность, так как ничто так не способствует стабильности, как движение по градиенту. Если сегодня нам удастся создать условия, при которых предельная производительность капитала в России начнет расти, а риски нормализуются, то отток капитала из страны прекратится независимо от чистой арифметики наших долгов. И здесь хаотические на первый взгляд действия властей, как ни странно, имеют смысл. Как мне представляется, ЦБ пытается с помощью разнонаправленных движений как можно более плавно подойти к новым валютным и ценовым параметрам экономики. На это работают и валютная политика, и даже всех так раздражающее повышение ставок рефинансирования. Более того, это самое повышение ставок в сопровождении дефляции, на мой взгляд, стимулирует и переход к быстрому росту предельной производительности капитала в стране. Дефляция явно обозначает паузу, способствует падению цен на ключевые ресурсы, а значит, и снижению себестоимости. А высокий уровень ставок задает тренд на увеличение нормы накопления в стране. Другое дело, что затягивать такую жесткую политику смертельно опасно: легко соскользнуть от роста производительности капитала к жесточайшему спаду и безработице. Не системные, а точечные попытки наладить инвестиционный процесс, которые предпринимает сегодня государство, работают на сглаживание этого дефляционного эффекта. Если их не хватит, а кажется, что их не хватит, то можно было бы пойти на объявление налоговых каникул для большей части бизнеса. Например, до того момента, который сегодня определяется как локальный минимум кризиса, — до мая. Дефицит бюджета можно было бы погасить из того же Стабфонда, а бизнес получил бы и ликвидность, и явный сигнал — сюда можно инвестировать. Здесь государство разделяет с бизнесом хозяйственные риски.
http://www.expert.ru/images/expert/2009/01/expert_640_cover_180x240.jpg
«Эксперт» №1 (640)
29 декабря — 05 января 2009
Кризисы: как это бывает (http://www.expert.ru/printissues/expert/2009/01/)
.
http://www.expert.ru/images/expert/2009/02/expert_641_cover_180x240.jpg
«Эксперт» №2 (641)
19 января — 26 января 2009
Кризис заставляет задуматься о ценностных основаниях хозяйственной жизни. Они — в творчестве и созидании, а не в потреблении (http://www.expert.ru/printissues/expert/2009/02/)
Без L-образного хвоста
Татьяна Гурова, первый заместитель главного редактора журнала «Эксперт»
Наше хозяйство сегодня по степени рыночности подобно суперлиберальным хозяйствам конца XIX века. Мы не умеем «заливать» кризис деньгами, поэтому выберемся из него уже в этом году. Кризис продлится девять с половиной месяцев (http://www.expert.ru/printissues/expert/2009/02/bez_hvosta/)
http://www.expert.ru/images/graphs/4699/469997.gif
http://www.expert.ru/images/graphs/4700/470000.gif
http://www.expert.ru/printissues/expert/2009/02/bez_hvosta/
Техника управления кризисом (http://www.expert.ru/printissues/expert/2009/02/interview_dvorkovich/)
Татьяна Гурова, первый заместитель главного редактора журнала «Эксперт»
Валерий Фадеев, главный редактор журнала «Эксперт»
«Уже в мае-июне может начаться оживление экономики», — считает помощник президента РФ по экономическим вопросам Аркадий Дворкович
http://www.expert.ru/images/expert/2009/02/expert_641_023.jpg
Кризис для нас — новый этап развития. Мы можем более целенаправленно осуществлять проекты, которые задумали
http://www.expert.ru/printissues/expert/2009/02/interview_dvorkovich/
http://img.beta.rian.ru/images/15181/49/151814969.jpg
http://img.beta.rian.ru/images/15283/54/152835465.jpg
Финансовый кризис в России: причины, следствия и потерпевшие
18.09.2008 · 1
В связи с ежедневными обращениями СМИ за разъяснениями о происходящем на российском финансовом рынке Центр экономических исследований МФПА посчитал необходимым выпустить расширенный комментарий о текущих событиях.
Внешняя среда
С середины 2007 г. ключевые фондовые индексы по всему миру, включая Dow Jones (США), FTSE (Великобритания), DAX (Германия), Nikkei (Япония) неуклонно снижаются из-за проблем с американской ипотекой. Объясняется это тем, что рынок американских ипотечных облигаций носил международный характер и в них вкладывали инвесторы из разных стран. После того как выяснилось, что многие из долговых обязательств погашены не будут, акции кредиторов американского рынка обрушились и потянули за собой весь рынок. Помимо потерпевших инвестиционных банков Bear Stearns, Lehman Brothers и Merrill Lynch под вопросом находится судьба целого ряда крупных игроков — UBS, Morgan Stanley, Citigroup, Washington Mutual, Deutsche Bank и Wachovia.
Глобальный фондовый индекс, рассчитываемый банком Morgan Stanley и отражающий ситуацию во всем мире в целом, упал более чем на 20% с октября 2007 г. Безусловно, происходящее можно назвать глобальным финансовым кризисом. Однако это далеко не финансовый апокалипсис — подобные финансовые кризисы повторяются в каждом десятилетии. Стоит вспомнить кризис «доткомов» в 2001 г., азиатский кризис 1997—98 гг., японский кризис 1991 г. и многие другие. Однако не следует говорить о полном коллапсе и изменении финансового мироустройства. Глобальная экономика проходит чистилище, избавляется от просроченных долгов и неудачных игроков. По окончании кризиса можно быть уверенным, что финансовая система станет более здоровой, консолидированной и надежной.
Фондовый кризис в России
С локальных максимумов, наблюдавшихся в мае 2008 г. фондовый рынок в нашей стране резко пикировал вниз. Индекс ММВБ «похудел» к 17 сентября на 56%, а индекс РТС — на 57%. Распродажа акций отражает спекулятивную игру, мало связанную с состоянием российской экономики, а также перебалансировку портфелей иностранных инвесторов. Они сокращают позиции по акциям развивающихся стран по всему миру и перераспределяют вложения в пользу государственных облигаций и золота. С ноября 2007 г. фондовый индекс, рассчитанный по странам BRIC (Бразилия, Россия, Индия и Китай), упал на 48%. Таким образом, происходящее в России не является исключительным событием и укладывается в тенденцию на глобальных рынках.
Спекулянты всегда играют роль зачинщиков обвала, поскольку игра на понижение рынка является классической инвестиционной стратегией. Происходящее на отечественном фондовом рынке можно назвать «двойной игрой». Участники рынка одновременно ставят на падение курсов российских акций и обесценение рубля. В результате происходит вывод капитала из страны в иностранные активы. О спекулятивной составляющей говорит динамика международных резервов Банка России. Объемы резервов падают (с августа 2008 г. Банк России потерял более $37 млрд. или 6% резервов), хотя в стране положительное торговое сальдо и нет признаков фундаментальных макроэкономический проблем. Специально как-то наказывать или ограничивать спекулянтов нет смысла — они своего рода «санитары» финансовых рынков и ищут наиболее уязвимых жертв. Тем не менее, следует приветствовать решение Федеральной службы по финансовым рынкам о временном запрете биржевых торгов, маржинальной торговли и коротких продаж с ценными бумагами без обеспечения. Это позволит охладить пыл спекулянтов и остановить стадное поведение инвесторов.
Последствия фондового кризиса для отечественной экономики
Мы глубоко убеждены, что для российской экономики обвал фондового рынка подобен укусу слона комаром. За счет выпуска акций в России финансируется всего 1,1% инвестиций в основной капитал. Иными словами, никакого влияния на экономический рост падение фондовых индексов не имеет. Обвал будет иметь незначительные последствия для российских банков и некоторые ощутимые потери для финансовой системы в целом. Объясняется это тем, что банки имеют минимальные вложения в акции — всего 1,3% активов. Население также слабо вовлечено в игру на фондовом рынке. Число инвесторов — частных лиц, напрямую владеющих акциями, не превышает 1,1% экономически активного населения (менее миллиона человек).
Кто же окажется проигравшим? Это редкие игроки, специализирующиеся на торговле ценными бумагами, и первая жертва среди них — инвестиционный банк «КИТ Финанс». Однако таких игроков, глубоко вовлеченных в фондовый рынок у нас мало. Вполне возможно, что плачевная финансовая отчетность появится у ряда банков (НРБ, «Российский кредит» и др.), а также у ведущих операторов рынка акций («Тройка Диалог», «Финам», «Брокеркредитсервис» и др.), которые могут продемонстрировать потери по операциям репо и деривативам. Значительно больше потерь понесут, как ни странно, сами иностранные участники. На нерезидентов приходится около 35% объема торгов акциями на вторичном рынке.
Ответные действия регуляторов
Быстрая ответная реакция Банка России, Минфина и ФСФР заслуживает всяческого одобрения. Центральный банк увеличил лимит операций прямого репо, временно снизил нормативы обязательных резервов, процентные ставки, а также повысил поправочные коэффициенты, используемых для расчета стоимости обеспечения по кредитам для банков. Минфин снизил экспортные пошлины на нефть и в период с 16 по 19 сентября предложил банкам в общей сложности 900 млрд. руб. для размещения на депозитах. Банки предъявили на них повышенный спрос, учитывая, что предложенные Минфином процентные ставки оказались ниже рынка. Кроме того, рассматривается возможность размещения бюджетных средств на три месяца в Сбербанке, ВТБ и Газпромбанке на сумму до 1,126 трлн. рублей. Предполагается, что тройка крупнейших банков выделит на кредиты участникам фондового рынка до 60 млрд. руб.
Агентство по ипотечному жилищному кредитованию должно получить из федерального бюджета еще 60 млрд. руб. для рефинансирования ипотечных кредитов, рынок которых замер. Власти озвучили в общей сложности пакет мер поддержки фондового рынка на 500 млрд. руб. и зарезервировали в бюджете 250 млрд. руб. В целом государственная поддержка должна полностью покрыть потребность финансовой системы в текущей ликвидности.
Звание «главный центральный банкир» России в период кризиса перешло от Сергея Игнатьева к Алексею Кудрину. Министерство финансов де-факто взяло на себя функцию кредитора последней инстанции, а его объемы операций по предоставлению банкам ликвидности стали равнозначны операциям Банка России. Объясняется это в целом бездействием денежных властей в плане развития денежно-кредитного инструментария. Центральный банк проигнорировал предложения по введению беззалоговых кредитов — вместо него это сделали фискальные власти, предложив рынку необеспеченные депозиты. Банк России не предпринял мер по увеличению срочности операций репо (что ежедневно вызывает опасения, хватит ли всем денег однодневного репо) — Минфин посчитал возможным увеличить срочность депозитов до 3 месяцев. Наконец, пул из трех госбанков возьмет на себя обязанности по распределению ликвидности среди рыночных игроков.
Для минимизации негативных последствий господства триумвирата госбанков следовало бы ввести институт первичных дилеров на межбанковском рынке, которые взяли бы на себя обязательства по раздаче полученных от государства денег под фиксированную маржу, а также создать организованный рынок межбанковского кредитования. Однако Банк России и сейчас остается в стороне от проблем межбанковского рынка. Более инициативный Минфин оказался главным стабилизатором российской финансовой системы.
Новая глобальная финансовая система?
Некоторые комментаторы высказывают предположение, что в результате международного кризиса возникнет новая глобальная финансовая система. Мы убеждены — говорить о ней преждевременно. Конечно, некоторые правила игры изменятся, особенно в отношении рейтинговых агентств, использования обеспеченных облигаций, регулирования инвестиционных банков и инструментов денежно-кредитной политики. Однако все эти изменения носят технический, рабочий характер. В кардинальной перестройке глобальная финансовая архитектура не нуждается — признаком ее устойчивости является тот факт, что, несмотря на регулярные кризисы, она быстро восстанавливается, демонстрируя высокую жизнеспособность. Роль доллара и американского финансового рынка уменьшится, но произойдет это не по политическим мотивам, а благодаря естественному влиянию рыночных событий. Судьба российского рынка и его место в мире после глобальной финансовой разрухи будет зависеть о того, сумеют ли власти превратить мечты о резервном рубле и международном финансовом центре в реальность.
Источник (http://www.banki.ru/news/pressreleases/?id=647927)
vBulletin® v3.7.4, Copyright ©2000-2025, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot