Deakon Frost
16.04.2008, 18:09
Данная тема служит сборником моих прозаичных творений. Дабы раздел не умирал я и решил создать сей топик. Постараюсь обновлять как можно чаще. Оценка произведений приветствуется, но не обязательна. Если есть что обсудить - обсудим, если охота пофлудить - пофлудим, но в литературных рамках. Спасибо за внимание.
Вечер встретил прохладой осени, влажным воздухом, чистым небом и яркими, недавно расцветшими цветками фонарей. Встреча с улицей оказалась невероятно приятной. После душных помещений и запыленных коридоров, вечернее небо казалось долиной. Ощущение объёма вернулось вместе с чистым воздухом, поступившим в лёгкие. Плоские коридоры, плоские помещения, плоские люди с плоскими мыслями – всё осталось где-то там, а само воспоминание казалось сказкой, прочитанной в детстве.
Сейчас эта полузабытая сказочная история растекалась на небе, словно тесто на сковороде. Можно было придать любую форму, стоило лишь повертеть кухонную утварь. Блин получался просто замечательный, большой, блестящий, с маленькими дырочками и пышущий вкусным жаром.
Немного повернул сковороду вправо – и люди становятся не просто плоскими, они утрачивают цвет, становятся прозрачными и, в итоге, вовсе исчезают из потока воспоминаний. Наклон влево – и коридоры вместе с комнатушками начинают складываться, стены прилегают одна к другой, двери и окна сливаются. В конечном итоге остаётся лишь колода игральных карт, но через мгновение и они испаряются, как вода с горячей сковороды – шипя и дымясь.
Блин воспоминаний, который усердно выпекаешь, окончательно принял свою форму. Форму спокойствия и умиротворения. Человек, стоящий посреди улицы и задравший голову ввысь смотрелся, наверное, нелепо. Но то, что он осознавал в эти мгновения, было важнее всего: важнее социальной обстановки вокруг, важнее политических дебатов, важнее войны, важнее экономической нестабильности. Это осознание собственных мыслей, умения управлять ими, умения отречься от них и раствориться. Человек осознал собственное совершенство и непричастность к миру, собственное превосходство и невмешательство в дела социума. На минуту он стал Богом.
«Богом…» - шепнув, улыбнулся я сам себе. А ведь почему бы нет? Люди сами создают Богов, сами им поклоняются, гневаются на них. Вот так и у меня самого – религия одного человека.
Сигареты оказались весьма кстати под рукой. В дыму отразилось собственное величие и надменность. Этого добра было хоть отбавляй. Шагая по улице в известном направлении, человек-бог продолжал нещадно дымить, поглядывать на плоских людей и выпекать очередной блин мудрости для себя на ближайшие пять-шесть минут.
Чем можно порадовать современного человека? Это я к вопросу о поклонении. По сути, ничем особенным: легко подышать, вкусно поесть, сладко поспать, справить нужду, найти существо противоположного пола. Вот и весь букет первобытных потребностей. Нет, не хочу я им ничего давать.
Ещё один блин оказался проглочен и переварен.
А вот чего бы я хотел для себя? Тесто упало на сковороду, уже горячую и намазанную маслом, но растекаться отказалось. Явно лепёшка выходит. Нет, в мусорку. Сковорода была очищена, а повар заметил, что в зубах у него торчит лишь фильтр. Никотин начал поступать в организм с новой сигаретой – последней.
Оказывается, не изжаришь блин мысли на масле рассуждения о самом себе. Здесь на целую книгу гастрономических прелестей хватит. Рассуждения заливались в чан головы, наполнялись терпким ароматом предположений, вываривались овощи глупости, и подсыпалась шепотка неопределённости. Блюдо становилось просто невообразимым, в глазах потемнело от навала впечатлений.
Очнулся я на земле. Лёжа на спине, видел перед собой уже изрядно потемневшее небо. Цвет его нельзя было назвать голубым, синим, чёрным. Нет, оно было томным и на сковороду походило меньше всего. Вглядываясь в него человеческими, ни божественными глазами, я проглотил последний блин псевдо мудрости и невольно подавился.
================================================== =
1:35 ночи. На мониторе застыла унылая картинка текстового редактора. Курсор мигает с периодичностью в доли секунды. Если на него долго смотреть – можно сойти с ума. Банально? Глупо? Да! Безусловно! Но такова природа периодичности. Твоя жизнь расписана по часам. Каждое движение стрелки – новое событие, записанное в ежедневнике Смерти. Ну что, ты всё ещё готов крутиться, сопротивляться и всячески брыкаться? От меня не уйдёшь. Видишь часы справа внизу? Это я – время и смерть. Обрати на меня внимание, пожалуйста.
1:41. Тебя наталкивает на раздумья? Поразмысли. Касперский тебя не спасёт. Пиво, что стоит справа от клавиатуры не принесёт успокоения. И даже не вздумай запускать плеер – ни один исполнитель не поведает тебе о смысле. Твоё жалкое существование, о, человек, лишь период в жизни планеты и космоса.
1:45. Улыбнись. Раскрой глаза и попроси очищения вместо прощения. Тебя никто не услышит, потому что никого нет. Ты одинок. Ты един. Но ты есть стадо, человек.
1:47. Заплачь. Ибо безысходность будет рваться из тебя наружу. Разрывая грудную клетку, она будет обжигать твой подбородок, и обугленной кожей можно будет писать картины словно углем. Не мни о себе, ты – ничто.
1:49. Возомни. Возомни о себе, ведь ты всё на этой планете. Ты един в этой жизни. Ты уникален. Упивайся, радуйся самости. Будешь вечен ты, ибо труслив и негоден.
1:52. Опорожнись. Освободи своё тело от радостей земных, в другом мире тебе это не понадобится. Ведь другого мира нет. Думаешь я насмехаюсь над тобой? Нет! Ведь именно ты властелин. Вылепи меня, обладай мною, повелевай, убей меня.
1:55. Вкушай. Насладись всеми радостями, пока есть ещё время, пока есть ещё минута, мгновенье. Попробуй всё, иначе проиграешь. Ты должен быть лучше всех, опытнее всех, больше всех, выше всех, умнее всех… Иначе попадёшь в вереницу глупости и убогости.
1:59. Переосмысли. Всё не так, как представляется. Двояковыпуклость линзы мира не терпит недопонимания.
2:00. Ложись и спи. Уже поздно и тебе нужно спать. А то лезут всякие глупые мысли…
================================================== ===
Мозайка. Мысли – это элементы мозайки. Складывать витражи могут не все. Каждый элемент мозайки по-своему уникален. Завершённый витраж и вовсе не поддаётся объяснению. Раздумывая над элементом, приходишь к осознанию. Но ощущение это длится недолго. Озарение, как бы банально это не звучало, схоже со вспышкой, проблеском. Невозможно удержать вспышку, но ещё невероятнее, кажется, осознать и объяснить озарение. Это глубинный слой сознания – пред- или даже подсознание. В чём заключается природа мыслительного процесса?
Можно рассматривать предмет, видеть его в объёме, знать химический состав и физические свойства, но само существование предмета доказать нельзя. И тем более невозможно доказать осмысление предмета.
Зацепка. Нужна зацепка. Но таковой нет. Есть лишь абсолютно гладкая теория о существовании мозга, мыслительного процесса и сознания.
Если бы было возможно воткнуть, вбить клин понимания в отвесную, неприступную стену мысли. Этот монолит не покорился никому – ни религиозным фанатикам-идиотам, ни безумным однобоким учёным, ни беззубым философам. Не покорится этот монолит никому и никогда. Тем не менее богословы продолжают с упорством рудокопов, напавших на след золотой жилы, долбить остановившиеся мыслительные процессы прихожан, а учёные с завидным постоянством и упорством закармливают непосвящённых не проводившимися опытами и недоказанными теориями.
И что удивительно и одновременно страшно – люди ведутся, словно стадо за пастухом, словно доверчивая корова за мясником. Что даст этот иллюзорный мир человечеству? Может это тоже вечный вопрос, но на то он и вечный, что обсуждался, обсуждается и будет обсуждаться. Смысл найден не будет. С этим нужно смириться. Это нужно осознать. Сложить элементы мозайки мыслей в единый витраж безразличия к будущему. «Утопия!» - скажете вы. Нет, вспышка и клин.
Некоторым людям удавалось вбить колышки идей в головы стада и взобраться по ним практически на самую вершину, но в последствии совершали ошибку. Ошибка в мозайке – и витраж разрушен, неправильное вбивание клиньев – и, в итоге, сорвёшься с высоты. А что далее? Смерть? Да, возможно. Но что такое смерть? Очередная разобранная на составляющие мозайка. Человек стоит снова перед вопросом, снова вечным. Выходит, человечество обречено на ошибки, на вечные вопросы и невозможность осознания чего бы то ни было.
Человеческий мозг являет собой весьма грубый инструмент вытачивания монолита мысли. Действительно поражающей, гигантской, монументальной мысли.
Так и остаёмся мы перед вечными вопросами. Один на один и все вместе. Они светят нам в лицо мощными слепящими фонарями и можно видеть только их очертания, но никакой сути. Если представить вечный вопрос живым существом, можно утверждать, что люди – лишь небольшой эксперимент Вечного Вопроса.
Примитивизм не просто исходит от людей, примитивизмом несёт от человечишек словно от выгребной ямы. Мы все – лишь составляющие элементы процесса мышления. И неважно, сколько ты проживёшь – месяц или 150 лет, всё время ты будешь оставаться рабом и игрушкой.
Эхо отзвучавшей банальности – это мысли, это переосмысленное, переваренное тысячами умов. Эхо звучит и здесь, в этой статье. Вот и остаётся лишь надеяться на банальность, пробовать извлечь из неё «здравую мысль», но этого невозможно совершить, потому как мы – эксперименты собственных мыслительных процессов и Вечного Вопроса.
================================================== ==
Ночь в городе начинается обыденно.… Даже незаметно, не так, как на природе. Но главное одно – она упорно начинается и заканчивается, даже не прислушиваясь к твоим просьбам.… А ты даже порой не просишь, а умоляешь. Ты думаешь о дне, а вот уже и ночь. Ты думаешь, думаешь, думаешь…
Стоишь на остановке и думаешь. Но мысли тянутся в голове словно кисель, вся мысленная, тягучая масса ворочается в черепной коробке и решительно невозможно выудить чего-то по-настоящему осмысленного…
Сигарета. Дым в глаз попал. Зажмурился. Вытащил наушники, вставил в уши. Заиграло.
«Да это же Anathema!», - подумал - «Вроде не записывал её, ну да ладно».
Трамвай, ну где же он? Посмотрел вдоль железных полос – ничего. А ведь на трамвае интересные колёса. Они если что-то переезжают, то просто перерезают… Наверное это необычная смерть – умереть под колёсами трамвая. Тебя перерезает надвое и будучи в болевом шоке ты ещё успеваешь посмотреть на ту часть, которая уже «не ты». Потом кто-то словно выключает лампочку, и больше ты уже не будешь осмысленно смотреть на кусок материи, прежде называемом тело. Мда, выключил свет, лампочку…
Фара светила прямо в лицо и наваждение пропало. Так, номер не тот, да и в депо, к тому же. Ещё сигарету, мон шэр? Да, спасибо. Люди выходят, видимо не хотят ехать в депо. А что там делать ЭТИМ людям? Улыбнулся сам себе. Действительно что? Мозг начал строить снова фантазии, непонятные картины, обрывки мыслей, стакан киселя. Не надо, это выльем.
Развернулся, посмотрел через дорогу. Машин так много. Зачем они людям? Извинился перед собой за вульгарность, процедил: «Говнюки».
Так. Трамвай где? Где этот замечательный многотонный нож, расчленяющий людей на части без всякого видимого усилия. А ведь трамваем ещё кто-то управляет. Но о водителе никогда не думаешь. Транспорт всегда представляется неким бездушным предметом, полностью автоматическим.
Обернулся на шум. Снова не тот железный убийца.
Подождём? Подождём. Ещё немного никотина и смол? А почему нет? Надвое они не расчленят. Чиркнула зажигалка, потянул в себя вместе с прохладным воздухом, лёгкие наполнились и опустели. И снова, и ещё раз. В наушниках заиграла одна из любимых песен, начал раскачиваться из стороны в сторону, взад-вперёд, притопывать ногой. Но не более того. Люди не должны этого заметить. Ни в коем случае. Погрузился в покой и колыбель наслаждения. Музыка ласкала слух. Так хорошо. Редкая минута действительно хорошего и приятного… Грубый оклик. Ну есть у меня сигарета. И для тебя найдётся, быдло моё любимое. Мне не жалко, но прервал ты такое чувство, которое ни твоей деревянной душе, ни твоему закостенелому разуму не испытать никогда. Скотина. Просто недочеловек. А я как минимум бог. Да, просто бог, с маленькой буквы. И без цифры.
20. Наконец-то, двадцатка. Выкинул сигарету в мусорку. В трамвае душновато и немного влажно, но на это не обращаешь внимания. Став возле окна, и вцепившись в поручень, обвёл толпу взглядом. Полным презрения. Да. Здесь было кого презирать. Вон стайка ребят лет семнадцати в конце вагона. Пьют 2 бутылки дешёвого пива на пятерых. Этим снисходительно улыбнуться. Все сиденья слева занимает разномастная молодёжь. Никого выделить нельзя, какая-то безликая масса. «Кисель» - всплывает в голове, - «Кисель, размазанный по креслам».
Взгляд вправо. Там много пожилых. Кидают презрительный взгляд. В нём словно читается: «Ну и молодёжь пошла. Мотня до колен, не бритый, уши заткнул. Тьфу, срамота. А ещё очки напялил, вроде профессор. Знамо мы таких. Тьфу». Да, да, именно так. Рухлядь изжившая. Вы не знаете меня, но берётесь утверждать что-то, пусть и не вслух. Но по вашим глазам, полным презрения, я понимаю. Как хорошо, что у меня есть выбор и я не буду таким, как вы. Снова кадр проносится в голове: смотрю на собственные ноги и половину живота. Колёса трамвая большие, они совсем рядом и можно их потрогать, они наверняка горячие. А если наклониться вперёд, то можно увидеть обрывки лёгких и лоскутки диафрагмы.
Наваждение пропало. Трамвай резко взял с места и пришлось покрепче ухватиться за поручень.
Почему-то оглядывать толпу расхотелось. Повернулся к окну. По дороге в противоположном направлении неслись автомобили. Все они были такие разные и такие одинаковые. Смотреть на них тоже не хотелось... Что это? Да это же я. В окне отражалась лишь часть лица. Были видны волосы. Их растрепало ветром. Плевать. Ниже что? Лоб. Нормальный широкий лоб. Немного нахмуренный. Явно была видна черточка, пересекавшая его. Старею, наверное.
Затем глаз. Он казался мутным из-за линзы очков. Но его было видно. «Странный глаз у нас» - подумалось. - «Бывает разных цветов, в зависимости от погоды». А ведь раньше могли сжечь за такое, мол, колдун. «Могли кинуть под трамвай» - шепнуло сознание. Отмахнулся.
Затем шло нечто чёрное и запутанное. Попытался вспомнить, сколько же времени прошло с момента последнего общения с бритвой… Никак не меньше полугода. Для кого-то это ужасно. Но когда видишь гладко выбритых людей, кажется, что они бреются, как минимум, до колен. Вот это действительно ужасно.
Поворот. Качнуло. На уличных столбах развешены большие подсвечивающиеся баннеры. Читать их не хотелось. Посмотрел ещё раз на окно. А не сквозь него. В отражении люди смотрелись намного лучше. Окно словно отражало их сущность. Точно. Все были размытыми, и еле заметными на тёмном фоне очертаниями походили больше на статуи, стоящие в тёмных закоулках парка.
И тут что-то случилось. Ещё минуту стоял и не понимал. Что же было не так. Прозрение. Оборвалась мелодия. Не было слышно музыки, дававшей потоку мыслей беспрепятственно закручиваться и вихриться в сознании вот уже десятки минут. Прозрение. Не слышал больше своей музыки, своих мыслей. Вокруг был разлит кисель неприятной консистенции, цвета, запаха и вкуса. Это были люди. «Точнее просто статуи» - напоследок откликнулось подсознание, вновь прячась до следующей нашей встречи. И теперь слышно было только одно: «Следующая остановка конечная». Старики зло и недовольно поднимали взгляд и смотрели на меня, стайка молодых людей уже без пива враждебно поглядывали на всех, но останавливали особенный взгляд на мне. Да. Следующая конечная. Вот только зачем статуям ездить в трамвае?
================================================== =======
Я сижу на балконе, прикуривая сигарету, рядом стоит чашка крепкого кофе. За окном ветер нёс мелкий колючий снег. Жёлтый свет уличного фонаря пронзал темноту и, в то же время, пересекался со снежным потоком. Эффект этот знаком каждому ночному таксисту, каждому жителю города, каждому курящему на балконе…
Мысли неслись вместе с этим потоком в неведомые тёмные дали подсознания, изредка пересекаясь со светом ощущений. Вот я выхожу на сцену и вещаю о том, что мне предназначено, о том, что написал Чехов, о том, что является искусством. Монолог длинный, но незримая публика, которую я не вижу, но явственно ощущаю, не хочет дослушать его до конца. В зале восседает новая «интеллектуальная элита», выросшая на менеджменте, PR-е, богемных тусовках, клубах, модном христианстве и патриотизме, всунутым в их гнилые умы умелой рукой президента.
Первые гнилые овощи пролетают мимо, но уровень меткости возрастает с каждым последующим броском. Неприятная жижа из сока и яичных желтков пачкает прежде белоснежную рубашку, стекает на лакированные туфли, размазывается по сцене. Выходит конферансье и прекращает выступление. Занавес. Но недовольные крики, грубые выражения и требования зрелищ продолжают наседать на барабанные перепонки.
Волна ощущений выносить меня из иллюзорной гримёрки обратно на балкон. Холодно. Я решился на очередную сигарету.
Теперь я плыву в океане. Чудесная погода и великолепная вода радуют тело. Но всё это ложь, всё это ненастоящее. Чувствуя усталость, я решаю повернуть к берегу, но внезапно рядом показывается небольшой плавник, затем ещё один и ещё... Завидев жертву, акулы начинают кружить вокруг. Они настолько близко, что можно заглянуть в их глаза, можно потрогать рукой. Самая голодная кидается вперёд, легко откусывая кусок ноги. Кровь будоражит остальных и, больше не в силах терпеть, акулы набрасываются вместе. Они отрывают от меня куски плоти, отплывают в сторону, проглатывая их, затем возвращаются. Хищники снова близко, но трогать их почему-то не хочется больше. Последнее, чего желаю я – всунуть собственные кишки обратно, вытащить пистолет и вышибить себе мозги. Но акулы не позволят ничего подобного. Они разорвут меня медленно, но верно. Красные воды мирового океана лжи сомкнуться над моей головой, и я стану его частью. Пережёванной и переваренной.
У новой сигареты нет вкуса. Я делаю небольшой глоток кофе и снова затягиваюсь – чудесная смесь действует. Ощущения снова вернулись. Потоки за окном не прекращают своего движения. Одинокий прохожий быстрым шагом прошёл по улице и скрылся в темноте.
Я иду через парк. Он огромен. Старые деревья нависают над головой и, опустив ветви, словно пытаются меня поднять вверх, как ребёнка. Тропинка ведёт через детскую площадку с каруселями, песочницами и лавочками. В однотонном зимнем парке эти сооружения кажутся нелепыми. Они режут глаз яркими красками, а ум поражают глупостью собственного предназначения. Сзади хрустнули ветки под снегом, и боль пронзила мою спину, затем ещё раз. Я обернулся и увидел мужчину с охотничьим ножом. Оружие хищно блестело от крови, она стекала по лезвию и капала на белый снег. «Красиво», - сказал я и повалился назад. Печень, судя по всему, была изрезана весьма профессионально, и сомнений не возникало – это конец.
Мужчина стал на колени рядом. Он плакал и повторял, словно обезумевший фанатик молитву: «Спроси меня, зачем. Спроси меня, зачем». Я спокойно закрыл глаза, улыбнулся и стал частью снега.
Одним махом осушив чашку и взявшись дрожащими пальцами за последнюю сигарету, я прикрыл глаза.
Трибуна была огромна. С неё я рассказываю в массы совершенно невероятные вещи: о смысле и смыслах, о выборе и бездействии, о науке и религии, о мысли и образах, о предметах и лжи… Народ слушает меня, затаив дыхание. Они внемлют каждому слову, впитывают знания, словно губка воду.
Я чувствую, что вхожу в раж, начинаю задыхаться, срываться на визг, размахиваю руками, стучу по трибуне, брызгаюсь слюной…. Массам нравится.
«Ещё, ещё!», - подбадривают меня. «Нам нужно ещё. Больше. Расскажи нам!».
Так может продолжаться долго, но тут я вспоминаю всё: гнилые овощи, протухшие яйца, акульи плавники, куски тела, окровавленный нож, плач одинокого мужчины. Кривая улыбка появляется на лице вождя, лидера, пророка, президента – как вам более угодно.
«А знаете, кто вы на самом деле?», - зловеще каркаю я. В огромном зале все замирают. Люди снова внемлют, но они уже боятся. «Вы все – иллюзорные индивиды лживого общества. Страшно? Ещё бы! Зачем вы живёте? Идеи есть? Вот ты, да-да, с усами, в первом ряду. Не знаешь? А кто вы? Скажете мне? Снова нет. Что же, тогда я скажу вам. Вы все лишь выдумка. Ведь каждый сам за себя. Хотите оторвать от меня кусок?». Улыбнувшись, я разворачиваюсь и шагаю к кулисам. В меня летят гнилые овощи и яйца, но теперь никто не сможет в меня попасть.
Я захожу за кулисы, и передо мной возникает конферансье, в руках у него большой охотничий нож.
- «Я всё сделаю», - говорит он мне негромко.
- «Ты хороший слуга, Разум. Никого не должно остаться.»
Человек, одетый как конферансье, молча кивнул и вышел на сцену.
***
Последняя сигарета обожгла пальцы и отправилась в пепельницу. Фонарь на улице погас и потоки снега, даже если они и были, стали не видны. Я вздохнул, отряхнулся и пошёл в комнату. На компьютерном столе, рядом с монитором лежал клочок бумаги, на котором моим почерком было написано короткое «Разум передаёт тебе привет!».
Вечер встретил прохладой осени, влажным воздухом, чистым небом и яркими, недавно расцветшими цветками фонарей. Встреча с улицей оказалась невероятно приятной. После душных помещений и запыленных коридоров, вечернее небо казалось долиной. Ощущение объёма вернулось вместе с чистым воздухом, поступившим в лёгкие. Плоские коридоры, плоские помещения, плоские люди с плоскими мыслями – всё осталось где-то там, а само воспоминание казалось сказкой, прочитанной в детстве.
Сейчас эта полузабытая сказочная история растекалась на небе, словно тесто на сковороде. Можно было придать любую форму, стоило лишь повертеть кухонную утварь. Блин получался просто замечательный, большой, блестящий, с маленькими дырочками и пышущий вкусным жаром.
Немного повернул сковороду вправо – и люди становятся не просто плоскими, они утрачивают цвет, становятся прозрачными и, в итоге, вовсе исчезают из потока воспоминаний. Наклон влево – и коридоры вместе с комнатушками начинают складываться, стены прилегают одна к другой, двери и окна сливаются. В конечном итоге остаётся лишь колода игральных карт, но через мгновение и они испаряются, как вода с горячей сковороды – шипя и дымясь.
Блин воспоминаний, который усердно выпекаешь, окончательно принял свою форму. Форму спокойствия и умиротворения. Человек, стоящий посреди улицы и задравший голову ввысь смотрелся, наверное, нелепо. Но то, что он осознавал в эти мгновения, было важнее всего: важнее социальной обстановки вокруг, важнее политических дебатов, важнее войны, важнее экономической нестабильности. Это осознание собственных мыслей, умения управлять ими, умения отречься от них и раствориться. Человек осознал собственное совершенство и непричастность к миру, собственное превосходство и невмешательство в дела социума. На минуту он стал Богом.
«Богом…» - шепнув, улыбнулся я сам себе. А ведь почему бы нет? Люди сами создают Богов, сами им поклоняются, гневаются на них. Вот так и у меня самого – религия одного человека.
Сигареты оказались весьма кстати под рукой. В дыму отразилось собственное величие и надменность. Этого добра было хоть отбавляй. Шагая по улице в известном направлении, человек-бог продолжал нещадно дымить, поглядывать на плоских людей и выпекать очередной блин мудрости для себя на ближайшие пять-шесть минут.
Чем можно порадовать современного человека? Это я к вопросу о поклонении. По сути, ничем особенным: легко подышать, вкусно поесть, сладко поспать, справить нужду, найти существо противоположного пола. Вот и весь букет первобытных потребностей. Нет, не хочу я им ничего давать.
Ещё один блин оказался проглочен и переварен.
А вот чего бы я хотел для себя? Тесто упало на сковороду, уже горячую и намазанную маслом, но растекаться отказалось. Явно лепёшка выходит. Нет, в мусорку. Сковорода была очищена, а повар заметил, что в зубах у него торчит лишь фильтр. Никотин начал поступать в организм с новой сигаретой – последней.
Оказывается, не изжаришь блин мысли на масле рассуждения о самом себе. Здесь на целую книгу гастрономических прелестей хватит. Рассуждения заливались в чан головы, наполнялись терпким ароматом предположений, вываривались овощи глупости, и подсыпалась шепотка неопределённости. Блюдо становилось просто невообразимым, в глазах потемнело от навала впечатлений.
Очнулся я на земле. Лёжа на спине, видел перед собой уже изрядно потемневшее небо. Цвет его нельзя было назвать голубым, синим, чёрным. Нет, оно было томным и на сковороду походило меньше всего. Вглядываясь в него человеческими, ни божественными глазами, я проглотил последний блин псевдо мудрости и невольно подавился.
================================================== =
1:35 ночи. На мониторе застыла унылая картинка текстового редактора. Курсор мигает с периодичностью в доли секунды. Если на него долго смотреть – можно сойти с ума. Банально? Глупо? Да! Безусловно! Но такова природа периодичности. Твоя жизнь расписана по часам. Каждое движение стрелки – новое событие, записанное в ежедневнике Смерти. Ну что, ты всё ещё готов крутиться, сопротивляться и всячески брыкаться? От меня не уйдёшь. Видишь часы справа внизу? Это я – время и смерть. Обрати на меня внимание, пожалуйста.
1:41. Тебя наталкивает на раздумья? Поразмысли. Касперский тебя не спасёт. Пиво, что стоит справа от клавиатуры не принесёт успокоения. И даже не вздумай запускать плеер – ни один исполнитель не поведает тебе о смысле. Твоё жалкое существование, о, человек, лишь период в жизни планеты и космоса.
1:45. Улыбнись. Раскрой глаза и попроси очищения вместо прощения. Тебя никто не услышит, потому что никого нет. Ты одинок. Ты един. Но ты есть стадо, человек.
1:47. Заплачь. Ибо безысходность будет рваться из тебя наружу. Разрывая грудную клетку, она будет обжигать твой подбородок, и обугленной кожей можно будет писать картины словно углем. Не мни о себе, ты – ничто.
1:49. Возомни. Возомни о себе, ведь ты всё на этой планете. Ты един в этой жизни. Ты уникален. Упивайся, радуйся самости. Будешь вечен ты, ибо труслив и негоден.
1:52. Опорожнись. Освободи своё тело от радостей земных, в другом мире тебе это не понадобится. Ведь другого мира нет. Думаешь я насмехаюсь над тобой? Нет! Ведь именно ты властелин. Вылепи меня, обладай мною, повелевай, убей меня.
1:55. Вкушай. Насладись всеми радостями, пока есть ещё время, пока есть ещё минута, мгновенье. Попробуй всё, иначе проиграешь. Ты должен быть лучше всех, опытнее всех, больше всех, выше всех, умнее всех… Иначе попадёшь в вереницу глупости и убогости.
1:59. Переосмысли. Всё не так, как представляется. Двояковыпуклость линзы мира не терпит недопонимания.
2:00. Ложись и спи. Уже поздно и тебе нужно спать. А то лезут всякие глупые мысли…
================================================== ===
Мозайка. Мысли – это элементы мозайки. Складывать витражи могут не все. Каждый элемент мозайки по-своему уникален. Завершённый витраж и вовсе не поддаётся объяснению. Раздумывая над элементом, приходишь к осознанию. Но ощущение это длится недолго. Озарение, как бы банально это не звучало, схоже со вспышкой, проблеском. Невозможно удержать вспышку, но ещё невероятнее, кажется, осознать и объяснить озарение. Это глубинный слой сознания – пред- или даже подсознание. В чём заключается природа мыслительного процесса?
Можно рассматривать предмет, видеть его в объёме, знать химический состав и физические свойства, но само существование предмета доказать нельзя. И тем более невозможно доказать осмысление предмета.
Зацепка. Нужна зацепка. Но таковой нет. Есть лишь абсолютно гладкая теория о существовании мозга, мыслительного процесса и сознания.
Если бы было возможно воткнуть, вбить клин понимания в отвесную, неприступную стену мысли. Этот монолит не покорился никому – ни религиозным фанатикам-идиотам, ни безумным однобоким учёным, ни беззубым философам. Не покорится этот монолит никому и никогда. Тем не менее богословы продолжают с упорством рудокопов, напавших на след золотой жилы, долбить остановившиеся мыслительные процессы прихожан, а учёные с завидным постоянством и упорством закармливают непосвящённых не проводившимися опытами и недоказанными теориями.
И что удивительно и одновременно страшно – люди ведутся, словно стадо за пастухом, словно доверчивая корова за мясником. Что даст этот иллюзорный мир человечеству? Может это тоже вечный вопрос, но на то он и вечный, что обсуждался, обсуждается и будет обсуждаться. Смысл найден не будет. С этим нужно смириться. Это нужно осознать. Сложить элементы мозайки мыслей в единый витраж безразличия к будущему. «Утопия!» - скажете вы. Нет, вспышка и клин.
Некоторым людям удавалось вбить колышки идей в головы стада и взобраться по ним практически на самую вершину, но в последствии совершали ошибку. Ошибка в мозайке – и витраж разрушен, неправильное вбивание клиньев – и, в итоге, сорвёшься с высоты. А что далее? Смерть? Да, возможно. Но что такое смерть? Очередная разобранная на составляющие мозайка. Человек стоит снова перед вопросом, снова вечным. Выходит, человечество обречено на ошибки, на вечные вопросы и невозможность осознания чего бы то ни было.
Человеческий мозг являет собой весьма грубый инструмент вытачивания монолита мысли. Действительно поражающей, гигантской, монументальной мысли.
Так и остаёмся мы перед вечными вопросами. Один на один и все вместе. Они светят нам в лицо мощными слепящими фонарями и можно видеть только их очертания, но никакой сути. Если представить вечный вопрос живым существом, можно утверждать, что люди – лишь небольшой эксперимент Вечного Вопроса.
Примитивизм не просто исходит от людей, примитивизмом несёт от человечишек словно от выгребной ямы. Мы все – лишь составляющие элементы процесса мышления. И неважно, сколько ты проживёшь – месяц или 150 лет, всё время ты будешь оставаться рабом и игрушкой.
Эхо отзвучавшей банальности – это мысли, это переосмысленное, переваренное тысячами умов. Эхо звучит и здесь, в этой статье. Вот и остаётся лишь надеяться на банальность, пробовать извлечь из неё «здравую мысль», но этого невозможно совершить, потому как мы – эксперименты собственных мыслительных процессов и Вечного Вопроса.
================================================== ==
Ночь в городе начинается обыденно.… Даже незаметно, не так, как на природе. Но главное одно – она упорно начинается и заканчивается, даже не прислушиваясь к твоим просьбам.… А ты даже порой не просишь, а умоляешь. Ты думаешь о дне, а вот уже и ночь. Ты думаешь, думаешь, думаешь…
Стоишь на остановке и думаешь. Но мысли тянутся в голове словно кисель, вся мысленная, тягучая масса ворочается в черепной коробке и решительно невозможно выудить чего-то по-настоящему осмысленного…
Сигарета. Дым в глаз попал. Зажмурился. Вытащил наушники, вставил в уши. Заиграло.
«Да это же Anathema!», - подумал - «Вроде не записывал её, ну да ладно».
Трамвай, ну где же он? Посмотрел вдоль железных полос – ничего. А ведь на трамвае интересные колёса. Они если что-то переезжают, то просто перерезают… Наверное это необычная смерть – умереть под колёсами трамвая. Тебя перерезает надвое и будучи в болевом шоке ты ещё успеваешь посмотреть на ту часть, которая уже «не ты». Потом кто-то словно выключает лампочку, и больше ты уже не будешь осмысленно смотреть на кусок материи, прежде называемом тело. Мда, выключил свет, лампочку…
Фара светила прямо в лицо и наваждение пропало. Так, номер не тот, да и в депо, к тому же. Ещё сигарету, мон шэр? Да, спасибо. Люди выходят, видимо не хотят ехать в депо. А что там делать ЭТИМ людям? Улыбнулся сам себе. Действительно что? Мозг начал строить снова фантазии, непонятные картины, обрывки мыслей, стакан киселя. Не надо, это выльем.
Развернулся, посмотрел через дорогу. Машин так много. Зачем они людям? Извинился перед собой за вульгарность, процедил: «Говнюки».
Так. Трамвай где? Где этот замечательный многотонный нож, расчленяющий людей на части без всякого видимого усилия. А ведь трамваем ещё кто-то управляет. Но о водителе никогда не думаешь. Транспорт всегда представляется неким бездушным предметом, полностью автоматическим.
Обернулся на шум. Снова не тот железный убийца.
Подождём? Подождём. Ещё немного никотина и смол? А почему нет? Надвое они не расчленят. Чиркнула зажигалка, потянул в себя вместе с прохладным воздухом, лёгкие наполнились и опустели. И снова, и ещё раз. В наушниках заиграла одна из любимых песен, начал раскачиваться из стороны в сторону, взад-вперёд, притопывать ногой. Но не более того. Люди не должны этого заметить. Ни в коем случае. Погрузился в покой и колыбель наслаждения. Музыка ласкала слух. Так хорошо. Редкая минута действительно хорошего и приятного… Грубый оклик. Ну есть у меня сигарета. И для тебя найдётся, быдло моё любимое. Мне не жалко, но прервал ты такое чувство, которое ни твоей деревянной душе, ни твоему закостенелому разуму не испытать никогда. Скотина. Просто недочеловек. А я как минимум бог. Да, просто бог, с маленькой буквы. И без цифры.
20. Наконец-то, двадцатка. Выкинул сигарету в мусорку. В трамвае душновато и немного влажно, но на это не обращаешь внимания. Став возле окна, и вцепившись в поручень, обвёл толпу взглядом. Полным презрения. Да. Здесь было кого презирать. Вон стайка ребят лет семнадцати в конце вагона. Пьют 2 бутылки дешёвого пива на пятерых. Этим снисходительно улыбнуться. Все сиденья слева занимает разномастная молодёжь. Никого выделить нельзя, какая-то безликая масса. «Кисель» - всплывает в голове, - «Кисель, размазанный по креслам».
Взгляд вправо. Там много пожилых. Кидают презрительный взгляд. В нём словно читается: «Ну и молодёжь пошла. Мотня до колен, не бритый, уши заткнул. Тьфу, срамота. А ещё очки напялил, вроде профессор. Знамо мы таких. Тьфу». Да, да, именно так. Рухлядь изжившая. Вы не знаете меня, но берётесь утверждать что-то, пусть и не вслух. Но по вашим глазам, полным презрения, я понимаю. Как хорошо, что у меня есть выбор и я не буду таким, как вы. Снова кадр проносится в голове: смотрю на собственные ноги и половину живота. Колёса трамвая большие, они совсем рядом и можно их потрогать, они наверняка горячие. А если наклониться вперёд, то можно увидеть обрывки лёгких и лоскутки диафрагмы.
Наваждение пропало. Трамвай резко взял с места и пришлось покрепче ухватиться за поручень.
Почему-то оглядывать толпу расхотелось. Повернулся к окну. По дороге в противоположном направлении неслись автомобили. Все они были такие разные и такие одинаковые. Смотреть на них тоже не хотелось... Что это? Да это же я. В окне отражалась лишь часть лица. Были видны волосы. Их растрепало ветром. Плевать. Ниже что? Лоб. Нормальный широкий лоб. Немного нахмуренный. Явно была видна черточка, пересекавшая его. Старею, наверное.
Затем глаз. Он казался мутным из-за линзы очков. Но его было видно. «Странный глаз у нас» - подумалось. - «Бывает разных цветов, в зависимости от погоды». А ведь раньше могли сжечь за такое, мол, колдун. «Могли кинуть под трамвай» - шепнуло сознание. Отмахнулся.
Затем шло нечто чёрное и запутанное. Попытался вспомнить, сколько же времени прошло с момента последнего общения с бритвой… Никак не меньше полугода. Для кого-то это ужасно. Но когда видишь гладко выбритых людей, кажется, что они бреются, как минимум, до колен. Вот это действительно ужасно.
Поворот. Качнуло. На уличных столбах развешены большие подсвечивающиеся баннеры. Читать их не хотелось. Посмотрел ещё раз на окно. А не сквозь него. В отражении люди смотрелись намного лучше. Окно словно отражало их сущность. Точно. Все были размытыми, и еле заметными на тёмном фоне очертаниями походили больше на статуи, стоящие в тёмных закоулках парка.
И тут что-то случилось. Ещё минуту стоял и не понимал. Что же было не так. Прозрение. Оборвалась мелодия. Не было слышно музыки, дававшей потоку мыслей беспрепятственно закручиваться и вихриться в сознании вот уже десятки минут. Прозрение. Не слышал больше своей музыки, своих мыслей. Вокруг был разлит кисель неприятной консистенции, цвета, запаха и вкуса. Это были люди. «Точнее просто статуи» - напоследок откликнулось подсознание, вновь прячась до следующей нашей встречи. И теперь слышно было только одно: «Следующая остановка конечная». Старики зло и недовольно поднимали взгляд и смотрели на меня, стайка молодых людей уже без пива враждебно поглядывали на всех, но останавливали особенный взгляд на мне. Да. Следующая конечная. Вот только зачем статуям ездить в трамвае?
================================================== =======
Я сижу на балконе, прикуривая сигарету, рядом стоит чашка крепкого кофе. За окном ветер нёс мелкий колючий снег. Жёлтый свет уличного фонаря пронзал темноту и, в то же время, пересекался со снежным потоком. Эффект этот знаком каждому ночному таксисту, каждому жителю города, каждому курящему на балконе…
Мысли неслись вместе с этим потоком в неведомые тёмные дали подсознания, изредка пересекаясь со светом ощущений. Вот я выхожу на сцену и вещаю о том, что мне предназначено, о том, что написал Чехов, о том, что является искусством. Монолог длинный, но незримая публика, которую я не вижу, но явственно ощущаю, не хочет дослушать его до конца. В зале восседает новая «интеллектуальная элита», выросшая на менеджменте, PR-е, богемных тусовках, клубах, модном христианстве и патриотизме, всунутым в их гнилые умы умелой рукой президента.
Первые гнилые овощи пролетают мимо, но уровень меткости возрастает с каждым последующим броском. Неприятная жижа из сока и яичных желтков пачкает прежде белоснежную рубашку, стекает на лакированные туфли, размазывается по сцене. Выходит конферансье и прекращает выступление. Занавес. Но недовольные крики, грубые выражения и требования зрелищ продолжают наседать на барабанные перепонки.
Волна ощущений выносить меня из иллюзорной гримёрки обратно на балкон. Холодно. Я решился на очередную сигарету.
Теперь я плыву в океане. Чудесная погода и великолепная вода радуют тело. Но всё это ложь, всё это ненастоящее. Чувствуя усталость, я решаю повернуть к берегу, но внезапно рядом показывается небольшой плавник, затем ещё один и ещё... Завидев жертву, акулы начинают кружить вокруг. Они настолько близко, что можно заглянуть в их глаза, можно потрогать рукой. Самая голодная кидается вперёд, легко откусывая кусок ноги. Кровь будоражит остальных и, больше не в силах терпеть, акулы набрасываются вместе. Они отрывают от меня куски плоти, отплывают в сторону, проглатывая их, затем возвращаются. Хищники снова близко, но трогать их почему-то не хочется больше. Последнее, чего желаю я – всунуть собственные кишки обратно, вытащить пистолет и вышибить себе мозги. Но акулы не позволят ничего подобного. Они разорвут меня медленно, но верно. Красные воды мирового океана лжи сомкнуться над моей головой, и я стану его частью. Пережёванной и переваренной.
У новой сигареты нет вкуса. Я делаю небольшой глоток кофе и снова затягиваюсь – чудесная смесь действует. Ощущения снова вернулись. Потоки за окном не прекращают своего движения. Одинокий прохожий быстрым шагом прошёл по улице и скрылся в темноте.
Я иду через парк. Он огромен. Старые деревья нависают над головой и, опустив ветви, словно пытаются меня поднять вверх, как ребёнка. Тропинка ведёт через детскую площадку с каруселями, песочницами и лавочками. В однотонном зимнем парке эти сооружения кажутся нелепыми. Они режут глаз яркими красками, а ум поражают глупостью собственного предназначения. Сзади хрустнули ветки под снегом, и боль пронзила мою спину, затем ещё раз. Я обернулся и увидел мужчину с охотничьим ножом. Оружие хищно блестело от крови, она стекала по лезвию и капала на белый снег. «Красиво», - сказал я и повалился назад. Печень, судя по всему, была изрезана весьма профессионально, и сомнений не возникало – это конец.
Мужчина стал на колени рядом. Он плакал и повторял, словно обезумевший фанатик молитву: «Спроси меня, зачем. Спроси меня, зачем». Я спокойно закрыл глаза, улыбнулся и стал частью снега.
Одним махом осушив чашку и взявшись дрожащими пальцами за последнюю сигарету, я прикрыл глаза.
Трибуна была огромна. С неё я рассказываю в массы совершенно невероятные вещи: о смысле и смыслах, о выборе и бездействии, о науке и религии, о мысли и образах, о предметах и лжи… Народ слушает меня, затаив дыхание. Они внемлют каждому слову, впитывают знания, словно губка воду.
Я чувствую, что вхожу в раж, начинаю задыхаться, срываться на визг, размахиваю руками, стучу по трибуне, брызгаюсь слюной…. Массам нравится.
«Ещё, ещё!», - подбадривают меня. «Нам нужно ещё. Больше. Расскажи нам!».
Так может продолжаться долго, но тут я вспоминаю всё: гнилые овощи, протухшие яйца, акульи плавники, куски тела, окровавленный нож, плач одинокого мужчины. Кривая улыбка появляется на лице вождя, лидера, пророка, президента – как вам более угодно.
«А знаете, кто вы на самом деле?», - зловеще каркаю я. В огромном зале все замирают. Люди снова внемлют, но они уже боятся. «Вы все – иллюзорные индивиды лживого общества. Страшно? Ещё бы! Зачем вы живёте? Идеи есть? Вот ты, да-да, с усами, в первом ряду. Не знаешь? А кто вы? Скажете мне? Снова нет. Что же, тогда я скажу вам. Вы все лишь выдумка. Ведь каждый сам за себя. Хотите оторвать от меня кусок?». Улыбнувшись, я разворачиваюсь и шагаю к кулисам. В меня летят гнилые овощи и яйца, но теперь никто не сможет в меня попасть.
Я захожу за кулисы, и передо мной возникает конферансье, в руках у него большой охотничий нож.
- «Я всё сделаю», - говорит он мне негромко.
- «Ты хороший слуга, Разум. Никого не должно остаться.»
Человек, одетый как конферансье, молча кивнул и вышел на сцену.
***
Последняя сигарета обожгла пальцы и отправилась в пепельницу. Фонарь на улице погас и потоки снега, даже если они и были, стали не видны. Я вздохнул, отряхнулся и пошёл в комнату. На компьютерном столе, рядом с монитором лежал клочок бумаги, на котором моим почерком было написано короткое «Разум передаёт тебе привет!».