Вход

Просмотр полной версии : Битники. История движения.


Deakon Frost
09.11.2007, 18:10
Недавно попалась мне очень интересная статья. Предлагаю её и Вам.

Поп-культура в нынешнем ее виде началась после Второй мировой — с развитием средств коммуникации. Когда песни стало возможным транслировать на всю страну — тогда появилась необходимость в песнях, которые нравились бы всей стране. Рождалось телевидение, все обширнее становились радиосети. И вот возникла социальная группа, создавшая в мире поп-культуры все идиомы, которыми позже воспользовались все, от хиппи до панков и пользуются по сию пору: битники, „разбитое" поколение. Молодые люди, чье время формирования пришлось на военные годы, годы серьезной переоценки ценностей и серьезных потрясений в обществе. Тут надо, конечно, понимать, что Америка никогда не воевала так, как Европа: чтобы горели города и погибали миллионы. Поэтому там у молодых людей была возможность наблюдать войну со стороны, оценивать ее, даже насмехаться над ней, что для нас — совершенная дикость: там героем считался Гленн Миллер, чей самолет просто пропал над Ла-Маншем в 1944 году, там к войне относились как к детали пейзажа — из этого угрюмого пейзажа и родились битники.

Вообще, со словом „битник" связано много недоразумений: отечественные неформалы считали, что происходит оно от глагола „бить", в смысле —давать по роже, и потому самые радикальные из них рядились в клепаные одежды, напускали на лица выражение мрачной решимости и называли себя битниками. Ходили легенды о том, что битники — это такие рейнджеры, которые живут в лагерях, где по периметру стоят вооруженные карабинами люди и стреляют во всякого, кто не свой, без предупреждения. Все эти фантастические представления возникали тогда, когда отечественное движение „детей цветов" претерпевало серьезный кризис, и была необходимость в какой-то новой романтической идее. От этой же безысходности возникали легенды о концерте the Beatles в аэропорту „Шереметьево" и прочая чушь.

На деле же битники поначалу были вообще сугубо литературной группой — по образцу довоенного парижского богемного коммьюнити это была компания молодых писателей и поэтов, принявших на себя скучающий вид людей, не приемлющих ни ценностей истеблишмента, ни эстетических установок „официального" искусства. Основу группы составляли Аллен Гинзберг, Уильям Берроуз, Джек Керуак и Нил Кэссиди, познакомившиеся в Колумбийском университете и шатавшиеся вместе по манхэттенским улицам. Позже к ним присоединились Грегори Корсо и Герберт Ханке и еще несколько молодых людей, чье творчество в нашей стране либо плохо известно, либо неизвестно вовсе. Все они были озабочены сочинением художественных произведений, так или иначе расширяющих границы „традиционного" искусства: впрочем, за слово „расширяющих" они бы, скорее всего, побили бы, потому что они предполагали, что вовсе отрицают академические традиции — в этом они были схожи с футуристами начала века и оттого являлись большими поклонниками Маринетти, а также, в частности, Маяковского.

OТКРОВЕНИЯ

Изобретение термина „битник" приписывают Керуаку: вообще-то на разговорном языке того времени оно означало „помятый жизнью", „изношенный", „усталый", но Керуак возвел его в ранг наименования и даже произвел неологизм „beatitude", соединив слова „beat" и „attitude", то есть „отношение к жизни" или „мировоззрение". Было у слова „beat" и еще одно важное значение: так назывался ритм в джазовых композициях, а джаз для битников быстро стал главным культурным сопровождением — один из идеологов битничества Джон Артур Мэйнард говорил о джазе в таких терминах, как „новый завет" и „откровение". Речь чаще всего шла о бопе, который появился незадолго до самих битников и пробивал себе дорогу на сцену через целые ушаты критических помоев, которые лились на него со всех сторон: один из критиков, Уинторп Сарджент, например, писал, что-де если негра с детства воспитывать на хорошей музыке типа Бетховена, то он бросит свои варварские дудки и начнет слушать академические произведения. Так вот, боп сделал исполнителя почти священной фигурой и подарил битникам такие понятия, как одиночество в толпе и спонтанность. Именно спонтанность битники чаще всего называли основой своего творчества, а Керуак так и просто призывал писать произведения без точек, а лишь с пробелами, обозначающими фразировку или набор дыхания перед новой мыслью. Битники боготворили пионеров бопа, обожали Майлза Дзвиса, Телониуса Монка, Диззи Гиллеспи и особенно Чарли Паркера, чья безумная жизнь как нельзя лучше сообщалась с их собственными мыслями и ощущениями. Впрочем, артисты, пришедшие до бопа, тоже почитались: так, Керуак утверждал, что его самое знаменитое произведение и одновременно главная книга битников, „На дороге", которую он планировал печатать свернутой в рулон, родилась у него в голове под влиянием музыки Лес¬тера Янга и его знаменитой композиции „Lester Leaps In".

Скоро движение разрослось: идеология не¬приятия истеблишмента оказалась крайне привлекательной для молодежи из семей среднего достатка, чья жизнь в „двухэтажной Америке" была невыносимо скучной. Все традиционные атрибуты хиппи — длинные волосы, бороды, два пальца вверх — уже были у поколения битников: только те еще не сбивались в коммуны и еще не слушали стадионный рок за отсутствием оного. С наркотиками, опять же, не было таких проблем: то есть, они не возбранялись, но и не слишком воспевались. Хотя все любимые музыканты битников — и Паркер, и Дэвис— в то время довольно крепко сидели на них, и Паркера это в итоге свело в могилу. Но вокруг тaких смертей еще не было трагического и притягательного ореола, они казались, скорее, эксцессами свободной жизни, нежели непременной ее составляющей.

Разумеется, у битников был свой сленг — собственно, весь последующий сленг просто заимствовался у битников и так или иначе обогащался. В частности, именно битники ответственны за вездесущее ныне слово „cool": вообще-то оно было джазовым словом, но распространение получило именно через битнические круги, как более мобильные и менее специфичные. Битники позаимствовали из джаза еще несколько понятий, таких как cat, то есть „чувак", dig, то есть „врубаться", и многие еще. Есть даже целый словарь битников с заданиями тем, кто с ним ознакомился, перевести на битнический язык общеупотребительные фразы, причем так, чтобы из предложения с пятнадцатью словами сделать предложение в четыре слова — примеры не приводятся в силу их полной непереводимости.

Разумеется, поскольку изначально движение родилось среди людей образованных, у него были свои общекультурные иконы: провозглашая наличие так называемых „тайных героев", то есть неких мистических личностей, стоящих за личностями вполне земными, такими как Паркер и Монк, одним из „героев" они называли Артюра Рембо — пьяницу и гениального поэта, который бросил писать стихи в возрасте 21 года, уехал в Африку зарабатывать деньги и вернулся оттуда только через двадцать лет, брюзгливо посмотрел на книги своих стихов и даже, по легенде, отказался признать их своими. Битники утверждали, что Рембо „сгорел": эта идеология была предтечей знаменитой кобейновской фразы „Лучше сгореть сразу, чем долго чадить" и прочих ей подобных фраз, предтечей знаменитого рок-н-ролльного live fast die young и многих еще романтических штампов, которые всегда берутся у молодежи при наличии у нее более-менее образованных вождей.

Вообще, об этих вождях надо помнить всегда, потому что битники были уникальной группой в истории поп-культуры: движение возглавляли не малообразованные рокеры и совсем уж черт знает что, что возглавляет эти движения по сей день. Движение возглавляли университетские образованные и даже часто талантливые люди, не игравшие на музыкальных инструментах, а писавшие романы, поэмы и эссе. И бог с ним, что книги Керуака без специальной нужды ныне читать невозможно: когда-то они открыли целый свободный мир огромному количеству людей. Выяснилось, что можно не сидеть, тупо уставившись на своего дедушку, который спит с винтовкой в кресле-качалке, а арендовать машину и поехать куда глаза глядят — а потом бросить эту машину и идти куда глаза глядят, и все это без ахинеи про гуру-индейцев и необходимость расширения сознания. Хотя потом пришло и это, битники увлеклись дзен-буддизмом, Берроуз стал лопать наркотики килограммами, появился ЛСД, потом пошла рок-культура, а потом пришел Том Уэйтс, который сказал, что проспал 60-е, потому что там было слишком много народу, а он не любит толпу, а любит битников. И Патти Смит, которая в 1997 году выпустила пластинку „Peace and Noise", настоящую эпитафию битничеству, движению, смысл которого, в общем-то, трудно объяснить словами, но который отчетливо слышен в ее голосе: что-то там есть такое не рок-н-ролльное и не панковское, а гораздо более раннее, тем более, что и поет-то она песни о Берроузе, Гинзберге и прочих, кого у нас если и знают, то плохо, а иных и не знают вообще.

Запомнить надо троих: Берроуза, Керуака и Гинзберга. Остальные не так существенны. Разве что Буковски, но он всегда был немного в стороне.
Берроуз был самым старшим и самым эффектным. Родился он в Сент-Луисе в феврале 1914 года, закончил Гарвард и был одним из первых, кто открыто заговорил о пользе гомосексуальных связей, что, впрочем, не помешало ему подстрелить в 1951 году свою жену Джоан, когда он пытался изобразить с ней сцену из истории про Вильгельма Тепля, а именно ту, когда Телль сбивает стрелой яблоко с головы своего сына. В роли лука, понятно, выступал пистолет. Далее он долго скитался по Южной Америке, экспериментируя с разными наркотическими веществами. Более всего он известен своей непереводимой на другие языки книгой „Голый завтрак" и изобретением коллажной техники письма, которой потом пользовались все богемные персонажи, включая Дэвида Боуи. Под конец жизни он подружился с Уэйтсом, снялся в фильме „Аптечный ковбой" у Гаса ван Сэнта и умер— при всей своей беспорядочной жизни — в том самом 1997 году, когда Патти Смит записала „Peace And Noise" — записала, приурочив к его смерти.

Аллен Гинзберг, один из самых популярных современных поэтов, родился на двенадцать лет позже Берроуза и это именно он учился в Колумбийском университете, откуда выпустился в 1948 году. У него была богатая биография рабочего: он мыл тарелки, водил грузовики, был ночным портье и даже плавал в качестве матроса на грузовых судах. С его „Сутры подсолнуха", как считается, и началась битническая идеология: с его поэмы „Вой" началось открытое преследование гомосексуалистов, потому что поэма была полна по тем временам непристойностей, а Гинзберг открыто жил со своим любовником; выход „Воя" привел к аресту еще одного битника, владельца книжного магазина Лоренса Ферлингетти. Как и все в то время, Гинзберг находился под влиянием Уильяма Блейка и множество своих сочинений написал, используя его формы. Прожив чуть менее бурную, нежели Берроуз, жизнь, Гинзберг умер в том же 1997 году, так что пластинка Патти Смит „ Peace And Noise" — и о нем тоже: по сути, она о том, что битничество как факт умерло в этом самом 1997 году.

Раньше всех не стало Джека Керуака, который умер в 1969 году в возрасте сорока семи лет: не менее колоритный, нежели его товарищи, он тоже окончил Колумбийский университет и даже служил некоторое время на флоте, откуда его комиссовали с классическим подозрением на шизофрению. С тех пор он вел жизнь бродяги и книги свои сочинял на дороге —он писал их спонтанно, главная его вещь, огромный.роман „На дороге", была сочинена им за три недели и полностью соответствовала битнической идеологии: идеологии безграничной свободы и пренебрежения социальными условностями. Книгу свою, как уже было сказано, он хотел издать рулоном, чтобы читатели чувствовали движение, когда отворачивали бы очередной ее кусок. Читать его прозу трудно: переведенная, она выглядит натуральным сочинением школьника, в оригинале немногим лучше, но дело, как вы понимаете, было не в стиле, а в содержании, в этой огромной куче необработанных впечатлений, вываленных на голову читателя бесформенными кусками — то есть так, как впечатления валятся на него в жизни, не заботясь о том, чтобы как-то отсортироваться для удобства восприятия.

Именно во впечатлениях, возведенных в ранг правил, и остается главная заслуга битников в истории поп-культуры, да и не только поп, а и культуры просто, потому что без них многое из литературных и художественных открытий прошлого века будет совершенно непонятным. Гинзберга переводил Бродский, а это что-нибудь да значит: Бродский, конечно, переводил даже Джона Леннона, но Гинзберга он переводил как серьезного поэта, а не как автора песни про желтую подводную лодку. Битники заложили основы современного уличного языка: без них было бы трудно выразить массу нюансов уличной жизни, да и хиппи, например, обязаны именно битникам своим именем — битническая философия называлась емким словом hip. Если ты был битником, ты должен был думать hip, поступать hip, видеть мир hip. Человек, носящий hip-философию, получал имя hipster. До hippie было рукой подать, а уж как у нас переводили это слово, как выводили его из слова „бедро", потому что, дескать, волосы по бедро росли у хиппи, или как говорили, что это— искаженное произношение слова happy, то есть счастливый, мы поговорим в другой раз. Когда дойдет дело. А оно непременно дойдет, не сомневайтесь. Ибо история — такая штука: раз начав разматывать ее клубок, вытягиваешь оттуда все новые и новые нити.

Говорят, что история ничему не учит. Это верно. Она и не должна учить. Алфавит ведь тоже не должен никого учить. Его просто не нужно забывать. С историей — та же штука. Если ее не забывать — она может здорово помочь. Потому что однажды ты поймешь, что в той безвыходной ситуации, в которой ты сейчас находишься, до тебя уже побывало несметное количество людей. И все они нашли выход. Значит, и ты найдешь. Главное — be hip, stay cool.